Швейцера. Универсальная этика А

Сделано в СССР

Из предисловия. «Культура и этика» - эта проблема становится в наше время все более актуальной, ибо развитие цивилизации в XX веке уже подошло к такому рубежу, когда лишенная этического начала культура буржуазного общества все более угрожает благополучию и существованию человека на Земле.

Необходимо в полной мере оценить ту опасность, которую представляет для будущего человечества так называемая-«массовая культура» буржуазного общества, не имеющая прочных нравственных основ, пропитанная идеями насилия, разбоя, культом секса и непрерывно медлительно растлевающая человеческое достоинство многих локолений.

С другой стороны, в нравственном развитии человечества совершается величайшей важности шаг: разуверившееся в капитализме человечество отворачивается от этики индивидуализма, выродившейся в культ эгоизма и стяжательства, и обращает свои взоры к этике коллективизма, рожденной в новое время пролетариатом и развитой социализмом.

В связи с этими процессами, являющимися полярными противоположностями в нравственном развитии человечества, естественно происходит оживление общественного интереса к проблемам этики и культуры.

Общеизвестно, что основоположники марксизма-ленинизма нанесли смертельный удар морализирующей критике капитализма, обнажив всю ее бездейственность, бесперспективность и в теоретическом и в организационно-практическом отношении.

Морализирующая критика лишь умножала иллюзии и, подобно религии, сеяла несбыточные надежды на моральные средства «излечения» капитализма от его органических «недугов». Отвержение марксизмом морализирующей критики капитализма породило у многих буржуазных ученых неверное представление о том, что марксизму якобы чужда этика воспитания личности, что он довольствуется учением (и в том числе этическим) о воспитании и организации масс.

Альберт Швейцер - Культура и этика

М: Прогресс, 1973.

Редакция литературы по вопросам философии и права

Перевод с немецкого Н. А. ЗАХАРЧЕНКО и Г. В. КОЛШАНСКОГО

Общая редакция и предисловие проф. В. А. КАРПУШИНА

Альберт Швейцер - Культура и этика - Содержание

От издательства
Предисловие

Часть первая. Распад и возрождение культуры

Вина философии в закате культуры
Враждебные культуре обстоятельства в нашей экономической и духовной жизни
Основной этический характер культуры
Путь к возрождению культуры
Культура и мировоззрение

Часть вторая Культура и этика

Кризис культуры и его духовные причины
Проблема оптимисточеского мировоззрения
Этическая проблема
Религиозное и философское мировоззрение
Этика и культура в греко-римской философии
Оптимисточеское мировоззрение и этика в эпоху ренессанса и после эпохи ренессанса
Обоснование этики в XVII и XVIII столетиях
Закладывание основ культуры в век рационализма
Оптимистически-этическое мировоззрение Канта
Натурфилософия и мировоззрение Спинозы и Лейбница
Оптимистически-этическое мировоззрение И. Г. Фихте
Шиллер, Гете, Шлейермахер
Надэтическое оптимистическое мировоззрение Гегеля
Поздний утилитаризм. Биологическая и социологическая этика
Шопенгауэр и Ницше
Исход борьбы европейской философии за мировоззрение
Новый путь
Обоснование оптимизма через понятие воли к жизни
Проблема этики в свете истории этики
Этика самоотречения этика самосовершенствования
Этика благоговения перед жизнью
Культуроговорящая энергия этики благоговения перед жизнью

Альберт Швейцер - Культура и этика - Из книги

Этическое миро- и жизнеутверждение требует от современного государства, чтобы оно стремилось способствовать становлению этической и духовной личности, и требует этого настойчиво. Его не остановить никакими насмешками. Мудрость завтрашнего дня иная, чем мудрость вчерашнего.

Только благодаря тому, что в государстве станет господствовать новая мораль, оно может достигнуть внутреннего мира. Только благодаря тому, что новая мораль будет действовать и в отношениях между государствами, будет достигнуто взаимопонимание и будут прекращены всякие акции, направленные во вред другому.

Подобных морализующих разговоров о культурном государстве велось уже много. Это верно. Но они приобретают совершенно иное звучание в эпоху, когда современное государство хиреет в нищете, потому что никак не хочет быть духовно этическим. Они приобретают новое значение благодаря тому, что в миро- и жизневоззрении благоговения перед жизнью раскрывается в полном своем объеме и глубине значение этики.

Поэтому мы никоим образом не обязаны определять понятие культурного государства в согласии с требованиями национализма и национальной культуры - мы можем вернуться к той глубокой наивности, когда представляют себе государство как управляемое этическими и культурными идеалами. Мы черпаем силы для построения такого культурного государства в вере в силу морали, вытекающей из благоговения перед жизнью.

Сознавая всю ответственность за эти взгляды на культуру мы обращаем свои взоры к человечеству, минуя народы и государства. Для того, кто поверил в этическое миро- и жизнеутверждение, будущее человека и человечества становится предметом забот и надежд. Тот, кто не испытывает этих забот и надежд, беден духом. Тот, кто преисполнен этих чувств,- богат. Нашим утешением в это трудное время является стремление проложить пути грядущему культурному человечеству, пусть даже не зная, что мы можем увидеть в этом лучшем будущем, а полагаясь только на силу духа.

Кант написал книгу, содержащую правила заключения мира в целях установления прочного мира, под названием «О вечном мире». Он заблуждался. Сами правила заключения мира, как бы хорошо они ни были продуманы и как бы безупречно они ни были сформулированы, бессильны. Только мышление, утверждающее мораль благоговения перед жизнью, способно привести к вечному миру...

И ее судьбе

Анализируя работы авторов, внесших существенный вклад в создание основ современной теоретической культурологии, нельзя пройти мимо идейного наследия, оставленного нобелевским лауреатом, выдающимся гуманистом Альбертом Швейцером (1875-1965), которого называют одной из самых значительных фигур среди европейских интеллектуалов середины XX века, равнозначной по степени своего влияния таким титанам мысли, как Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Махатма Ганди, Жан Поль Сартр. Великий моралист, врач, ученый-естествоиспытатель, музыкант, политический деятель, много сделавший для превращения движения за мир и всеобщее и полное разоружение во влиятельную политическую силу современности, он сыграл огромную роль в развитии этики и богословия, философии и теории культуры, создав ряд произведений, без которых история европейской общественной мысли нашего времени выглядела бы явно обедненной.

Альберт Швейцер родился в небольшом городке в Верхнем Эльза-се в семье священника местной евангельской общины. Его мать была дочерью пастора. Отличаясь редкой набожностью, она свято соблюдала все религиозные обряды и соответствующего отношения требовала от своих детей, в том числе и от маленького Альберта, который уже в детские годы знал назубок многие протестантские хоралы и порядок службы в храме. Находясь постоянно среди людей глубоко верующих, сверяющих каждый свой шаг с догматами лютеровского учения, Альберт Швейцер не мог не усвоить основные положения протестантской религии, в том числе и пиететное отношение к труду как средству обретения божьей благодати и жизни - священному дару, которым человек не вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Пяти лет от роду его отдают в сельскую школу, где он обучается до поступления в гимназию, которую успешно заканчивает в 1893 г.. В этом же году он становится студентом богословского факультета Страсбургского университета, где одновременно посещает лекции по циклу философских дисциплин. Приблизительно тогда же происходит одно знаменательное событие в его жизни - он дает свой первый концерт как органист и заслуживает восторженной оценки со стороны музыкантов-профессионалов. Завершив образование в Страсбурге, Швейцер проходит дополнительный курс философии в Сорбонне и Берлинском университете. Итогом обучения становится блестящая защита диссертации на тему «Философия религии Иммануила Канта», которая приносит Альберту Швейцеру ученую степень доктора философии. Немного погодя следует другая защита, и он становится доктором теологии. Далее - годы преподавательской деятельности в Страсбургском университете и интенсивная научная работа. Из-под пера молодого ученого выходят книги «Тайны мессианизма и страдания. Очерк жизни Иисуса Христа», «Проблема Тайной Вечери на основании научных исследований XIX века и исторических обобщений», ряд научных статей, которые он публикует в ведущих философских журналах Германии. Издает он и несколько книг по органному искусству и теории музыки, в том числе работу «Иоганн - Себастьян Бах - музыкант и поэт», которая приносит ему широкую известность в среде европейских интеллектуалов и приглашение занять пост органиста Баховского общества в Париже, которое он принимает при условии сохранения за собой места доцента экзегетики 152 . Занимаясь преподавательской и концертной деятельностью, Альберт Швейцер одновременно обучается на медицинском факультете, готовясь выполнить ту клятву, которую он дал еще в юношеские годы. В 1913 г. он защищает третью диссертацию на тему «Психиатрическая оценка личности Иисуса Христа» и получает диплом доктора медицины. Этот год становится рубежным в биографии Альберта Швейцера. На доходы от своей научной и концертной деятельности он основывает клинику в Ламбарене (Габон) и уезжает в Центральную Африку в качестве руководителя больницы и практикующего врача. С этого времени лечение больных тропической лихорадкой, сонной болезнью, туберкулезом, алкогольными психозами, брюшным тифом и множеством других известных и неизвестных европейской медицине болезней становится главным делом его жизни.

Первая поездка в Африку растянулась на 4 года. За ней последовали другие. Всего в Ламбарене он пробыл около 30 лет. Только на краткие промежутки времени (буквально на несколько месяцев) он возвращался в Европу, в основном для того, чтобы собрать средства для продолжения деятельности своей клиники, которая постоянно находилась в сложном финансовом положении несмотря на все старания ее создателя и бессменного руководителя. Последняя - четырнадцатая по счету - поездка Альберта Швейцера в Африку состоялась в 1959 г.. К этому времени он был уже лауреатом премии Гете, премии мира немецкой книжной торговли, Нобелевской премии мира, которые он отдал на создание больничного городка в Ламбарене и строительство домов для прокаженных. Умер Альберт Швейцер в 1965 г. в возрасте 90 лет на своем рабочем месте. Он был похоронен недалеко от своего дома в Ламбарене в пальмовой роще, которая была посажена его руками много лет назад. Такова жизнь этого необычного человека, который и сегодня остается для многих образцом учителя, гражданина, подвижника, сумевшего подняться над мелочным эгоистическим расчетом, суетностью желаний и подчинить свое существование великой цели служения людям.

Альбертом Швейцером написано множество работ, однако наибольшую известность ему принесли труды по теории культуры, прежде всего «Культура и этика» , где изложена квинтэссенция взглядов Швейцера на культуру и пути ее развития. Именно на эту работу мы будем ссылаться в дальнейшем, раскрывая комплекс идей, составляющих концепцию культуры немецкого мыслителя.

Если попытаться сформулировать главную идею «Культуры и этики », то она может быть выражена следующим образом: культура западного общества переживает не лучшие времена. Можно смело говорить о том, что из нее исчезло этическое начало и она все больше и больше превращается из мира человека в мир, противостоящий человеку, где деятельность всех субъектов осуществляется на основе не принципов гуманизма, а технической целесообразности и экономической эффективности. Поиск мер, способных приостановить этот процесс прогрессирующей дегуманизации, представляется исключительно важным делом, ибо с этим связаны судьбы миллионов людей и будущее человечества в целом. Именно этой идеей, если судить по автобиографическим работам Швейцера, он руководствовался, создавая свою главную книгу.

Но что же такое культура и каковы причины ее упадка? Культуру немецкий мыслитель понимает как особое сложное и интересное «жизненное явление в развитии человечества», не имеющее аналогов ни в природном, ни в социальном мире. Он определяет ее как

Поясняя свою мысль, он пишет, что этот прогресс проявляется прежде всего в «смягчении как для тех, так и других борьбы за существование» 154 . Другим словами, о культурном состоянии той или иной социальной системы говорит прежде всего наличие условий, способствующих не только нормальной жизни человека, но и благоприятствующих реализации его способностей и задатков. В том случае, если подобные условия отсутствуют, о культуре того или иного общества не может идти и речи.

Сущность культуры, по Швейцеру, двояка, ибо она предполагает господство разума над силами природы и господство разума над человеческими убеждениями. Из этих двух функций культуры Швейцер наиболее важной считает вторую, так как

только господство разума над человеческими убеждениями и помыслами дает гарантию, что люди и целые народы не используют друг против друга силу, которую сделает для них доступной природа, что они не втянутся в борьбу за существование более страшную, нежели та, какую человеку пришлось вести в нецивилизованном состоянии 155 .

Господство же над силами природы, особенно то, которое обеспечивается с помощью машин, зачастую, по мнению Швейцера, стимулирует расширение поля бескультурности, ибо рождает иллюзию всевластия человека и резко снижает нравственную мотивацию его поступков. Влияние экономического фактора на культуру, с его точки зрения, сплошь и рядом проявляется самым негативным образом, поэтому наличие эффективного экономического механизма еще ничего не говорит о культуре общества, которая может находиться на чрезвычайно низком уровне при высоком уровне развития техники и бесперебойно работающей экономике.

Рассматривая проблему существенного и несущественного в культуре, Швейцер приходит к мысли о том, что самым важным является духовный (более узко - моральный), а не материально-технический прогресс. Именно по развитости этического начала следует судить о культуре общества.

В чем же проявляется духовный прогресс , по Швейцеру? С его точки зрения, высот в духовном развитии общество достигает только тогда, когда «индивиды и всевозможные сообщества соизмеряют свои желания с материальным или духовным благом целого» 156 . Если этого нет, то говорить о духовном прогрессе не приходится. Таким образом, показателем духовного прогресса является степень этичности общества. Другими словами, чем больше в своей деятельности люди руководствуются моральными императивами и чем больше совершается действий, исходя из нравственной мотивации, тем более духовно развитой является та или иная система.

Швейцер считает, что материально-технический и духовно-этический прогресс идут отнюдь не параллельно друг другу . Часто наблюдаются ситуации, когда развитие материально-технического базиса явно опережает рост духовности и моральности. Так было в начале XIX в., когда силы этического прогресса иссякли, в то время как достижения в материальной сфере неуклонно нарастали. Бывает и наоборот, когда развитие морали происходит более быстрыми темпами, чем техники и материального базиса. Так было во времена Аристотеля, когда наблюдался застой в естественных науках, но шла интенсивная работа в области этики, о чем свидетельствует появление ряда крупных работ в этой области, в частности аристотелевской «Никомаховой этики», ставшей своеобразным итогом развития этической мысли в ту историческую эпоху.

В наше время векторы материально-технического и нравственного прогресса разошлись окончательно, но тем не менее немногие осознают этот печальный и тревожный факт. Большинство пребывает в святом убеждении, что «культура состоит преимущественно в научно-технических и художественных достижениях и может обойтись без этики или ограничиться ее минимумом» 157 . В подобной установке Швейцер усматривает огромную опасность, ибо, по его представлениям, культура, не облагороженная этикой, оставляет после себя пустыню.

Культура , с точки зрения Швейцера, может твориться только мыслящими и свободными существами.

Мыслящими, потому что лишь человек, способный к рефлексии и интенсивной умственной деятельности, «в состоянии выработать и достойным образом выразить разумные идеалы». Свободными, потому что только люди, действующие в соответствии со своей волей, способны «распространить разумные идеалы на универсум» 158 . Однако сегодня мыслящих и свободных духом людей становится все меньше и меньше. Ремесленники под воздействием машин превращаются в полностью подчиненных воле нанимателя фабричных рабочих. Место независимых предпринимателей все чаще занимают бюрократы и чиновники, действующие в соответствии с предписаниями председателей советов директоров и президентов крупных корпораций. Представители свободных профессий - музыканты, художники, писатели - остаются такими номинально, ибо вынуждены подчиняться вкусам непросвещенной и агрессивной массы, в основном жаждущей только развлечений и не стремящейся к вершинам духа. Даже те, кто обладает собственностью, не являются, с точки зрения Швейцера, свободными в полной мере, ибо в силу нарастающей конкуренции они вынуждены также вести повседневную борьбу за существование. Расширение «поля несвободы» Швейцер связывает не только с экономическими и политическими процессами, протекающими в недрах современного западного общества, но и с фактором интенсивной миграции сельского населения в города. Массы оторванных от земли людей, утративших представление о своей этнической и культурной идентичности, пополняют ряды бесправных маргиналов, которые ни при каких обстоятельствах не могут рассматриваться в качестве свободных людей, ибо лишены собственности, своей культуры и традиций.

Превращению человека в несвободное существо способствует и сложившаяся система общественных, прежде всего экономических, отношений, которая заставляет большинство людей продавать свою рабочую силу по все более низким расценкам, вынуждая их работать все напряженнее для обеспечения достойного уровня жизни. «Ставшая обычной сверхзанятость современного человека во всех слоях общества, - пишет Швейцер, - ведет к умиранию в нем духовного начала» 159 , ибо для работы над собой, для серьезных бесед, чтения книг или знакомства с высочайшими достижениями музыкального и изобразительного искусства у него просто не остается ни времени, ни желания. Для современного сверхзанятого человека потребностью становится абсолютная праздность и приятное времяпрепровождение. «Не познания и развития ищет он, а развлечения - и притом такого, которое требует минимального духовного напряжения» 160 .

Удовлетворению потребностей подобного человека подчинена деятельность всех институтов культуры, видоизменяющихся в соответствии с тем социальным заказом, который диктует духовно обедненный и нравственно ущербный человек. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сегодня опера проигрывает в споре оперетте, театр - кабаре, серьезная литература - развлекательной, живопись - фотоискусству, а высокая публицистика - описанию скандалов и дешевых сенсаций в «желтых» газетах. Так ограничение «поля свободы» человека приводит к понижению уровня культуры, к торжеству серости, бездуховности, аморализма.

Фактором, способствующим возрастанию несвободы человека, Швейцер считает и усиливающуюся профессионализацию . С его точки зрения, превращение человека в «частичного работника», способного эффективно трудиться, выполняя одну операцию, неизбежно приводит к снижению трудовой мотивации, лишает труд его воспитательной силы. Современное автоматизированное производство не требует сообразительности и проявления инициативы, т.е. личностных качеств работника, которые не столько способствуют, сколько мешают достижению высшей производительности труда. На взгляд современного предпринимателя человек ценен настолько, насколько он органично дополняет машину, выступая как ее неотъемлемый элемент. В результате превращения в элемент машины творческое и художественное начало в человеке умирает, как и умирает его чувство собственного достоинства, в основе которого лежит прежде всего осознание своей уникальности. Усиление специализации, по мнению Швейцера, самым негативным образом сказывается на уровне нравственного и интеллектуального развития человека XX в., который постепенно теряет способность к целостному, интегральному видению мира и не обладает необходимой широтой взглядов для того, чтобы прогнозировать возможные и далеко не очевидные последствия своих поступков.

Ограниченный в своих проявлениях человек не способен к созданию подлинных культурных ценностей, поэтому нет ничего удивительного в том, что культура западного общества находится в состоянии кризиса, который углубляется год от года. «Мы живем в условиях, характеризующихся упадком культуры» 161 , - пишет Швейцер, и нет никакой надежды на то, что ситуация изменится в лучшую сторону в обозримой перспективе, ибо процесс зашел весьма далеко и потребуется потратить много усилий, чтобы переломить доминирующую сегодня тенденцию. Кризис культуры, разворачивающийся на наших глазах, с точки зрения Швейцера, отнюдь не является случайным. Он назревал на протяжении нескольких столетий и представляет собой логическое следствие, вытекающее прежде всего из нашей неспособности задумываться над судьбами культуры, из нашего неумения проникать в глубь тех процессов, которые происходят в культурной сфере.

На стыке столетий, - пишет Швейцер, - под самыми различными названиями вышел в свет целый ряд сочинений о нашей культуре. Словно по какому-то тайному сговору, авторы их не стремились выяснить состояние нашей духовной жизни, а интересовались исключительно тем, как она складывается исторически. На рельефной карте культуры они зафиксировали действительные и мнимые пути, которые, пересекая горы и долины исторического ландшафта, привели нас из эпохи Ренессанса в XX век... Наученные ими массы испытывали удовлетворение, воспринимая свою культуру как органический продукт столь многих действующих на протяжении столетий духовных и социальных сил. Никто, однако, не удосужился установить компоненты нашей духовной жизни. Никто не проверил, насколько благородны идеи, движущие ею, насколько она способна содействовать подлинному прогрессу 162 .

В результате создалась иллюзия, что в сфере культуры все нормально, что культурный прогресс идет параллельно с научно-техническим и социальным. Вина в том, что подобная иллюзия получила широкое распространение, лежит прежде всего на философии и философах, оказавшихся не способными вскрыть противоречивость культуры, которая изначально несла в себе саморазрушающее начало. Итак, решающим фактором, обусловившим кризис культуры, с точки зрения Швейцера, является несостоятельность философии , которая не справилась с поставленными перед нею задачами и не смогла предупредить человечество о грозящей ему опасности. Особенно большие претензии Швейцер предъявляет философии из-за того, что она не смогла обосновать идеалы рационализма, на которых зиждется европейская культура, и внушить людям, что за эти идеалы необходимо бороться. Философии, с его точки зрения, следовало бы со всей энергией вести дело в этом направлении 163 , однако она самоустранилась от решения данной задачи. В результате европейский рационализм потерпел крах. Крах рационализма, по Швейцеру, был одновременно и крахом оптимистического и этически окрашенного мировоззрения и, более широко, крахом культуры, базирующейся на рационалистических началах.

Другой причиной, обусловившей упадок европейской культуры , Швейцер считает существование экономического и социального неравенства между индивидами, углубление пропасти между богатыми и бедными, между теми, кто находится на вершине социальной пирамиды, и теми, кто располагается на ее низших этажах.

Если бы обстоятельства складывались так, - пишет он, - чтобы умеренное и прочное благосостояние было доступно все более широким массам населения Земли, то культура получила бы от этого гораздо больше преимуществ, чем от всех материальных достижений, столь превозносимых от ее имени 164 .

Человек, не обладающий ничем, кроме своей рабочей силы, не располагающий условиями для реализации заложенных в него природой задатков и способностей, с точки зрения Швейцера, не способен быть активным субъектом культуры, создавать и усваивать культурные ценности.

Третьей причиной, обусловливающей упадок культуры , по мнению Швейцера является «сверхорганизованность наших общественных условий» 165 . Отмечая огромное значение фактора организованности в жизни человеческого общества, Швейцер подчеркивает, что на определенной стадии развития «внешняя организация общества начинает осуществляться за счет духовной жизни» 166 . Регламентация всех сфер человеческой деятельности приводит к тому, что «личности и идеи попадают под власть институтов общества, вместо того чтобы оказывать влияние на них и поддерживать в них живое начало»" 67 . Швейцер обращает внимание на то, что человек, включенный в организацию, неизбежно вынужден подчиняться «правилам игры», которые установлены в ней, и в силу этого не может действовать как свободное существо, совершающее те или иные поступки, исходя из своего собственного волеизъявления. Организация накладывает, с его точки зрения, сетку ограничений и на мыслительную деятельность человека, так как он, если хочет оставаться членом данного сообщества и пользоваться корпоративной поддержкой, должен принимать на веру те идеи и нравственные императивы, которые провозглашаются ее руководителями. Швейцер считает, что сегодня человек с младых ногтей и до глубокой старости находится под воздействием тех или иных политических, религиозных, экономических организаций, которые предпринимают все возможное, чтобы способствовать максимальной сплоченности, и, соответственно, максимальной лояльности своих членов, ибо видят в этом главную предпосылку своего существования и условие, обеспечивающее их влияние на происходящие в обществе процессы.

Вся наша духовная жизнь, - пишет Швейцер, - протекает в рамках организаций. С юных лет современный человек так проникается мыслью о дисциплине, что отрекается от своего существования и способен руководствоваться только интересами своей корпорации. Столкновение между идеями и людьми, составившее в свое время славу XVIII в., ныне уже не имеет места. Тогда благоговения перед групповыми мнениями не признавалось. Судьба любой идеи зависела от восприятия и одобрения ее индивидуальным разумом. Ныне постоянное уважение к господствующим в организованных объединениях воззрениям стало само собой разумеющимся правилом... На эти воззрения наложено табу, они не подлежат не только какой бы то ни было критике, но даже самому невинному обсуждению. Такое поведение, при котором мы отказываем друг другу в праве быть мыслящими существами, эвфемистически именуется уважением к убеждению, будто бы без мышления возможно какое-то настоящее убеждение 168 .

Недостаточное уважение человека к собственному мнению, отсутствие стремления вырабатывать и отстаивать собственные убеждения делают его чрезвычайно податливым внешнему воздействию. В этой податливости, пластичности натуры современного человека, способного доходить до отрицания того, чему он еще недавно поклонялся, Швейцер видит четвертую причину упадка западноевропейской культуры, которая была взращена подвижниками типа Франциска Ассизского и Джордано Бруно, способными не только к декларациям, но и к решительным поступкам. Способность современного человека менять свои взгляды и убеждения, принимать образно говоря, любой духовный облик, подобно тому, как обретает заданную форму кусок глины под руками гончара, ныне рассматривается в качестве достижения, тогда как, считает автор «Культуры и этики», ее необходимо квалифицировать как величайшее несчастье, поскольку предельно толерантный индивид, обладающий исключительными адаптивными возможностями, не способен быть культуросозидающей личностью, ибо последняя возникает только в бореньях, в труде, в результате выявления и реализации индивидуального творческого начала.

Пятой причиной упадка европейской культуры , по мнению Швейцера, является рост национализма, который может быть определен как «неблагородный и доведенный до абсурда патриотизм, находящийся в таком же отношении к здоровому чувству любви к родине, как бредовая идея к нормальному убеждению» 169 . Широкое распространение националистических настроений в настоящее время Швейцер связывает с тем искаженным представлением о роли и значении национального государства, которое произошло в последние десятилетия. Он обращает внимание на то, что если в речах Фихте к немецкой нации национальное государство «подвергается суду нравственного разума и узнает от последнего о необходимости подчиниться ему во всех отношениях» 170 , то сегодня национальное государство рассматривается в качестве высшей ценности, не подлежащей критике. Подобное пие-тетное отношение к национальному государству провоцирует рост национализма, который демонстрируют представители самых различных слоев населения - от аристократической верхушки до городских низов. Особенно опасным, с точки зрения Швейцера, является то, что национальная идея сегодня рассматривается в качестве культурного идеала. Он считает, что недалек тот час, когда она подменит подлинные идеалы культуры. Это, по его мнению, будет момент краха европейской культуры, момент торжества бескультурья и невежества, опирающегося на мощь техники и передовые технологии.

Шестой причиной кризиса культуры является, заключает Швейцер, усиление технократических тенденций в нашем мировосприятии и сознательный отказ от этических критериев оценки достижений экономического и социального прогресса.

В своих рассуждениях о народе, государстве, церкви, обществе и всех прочих явлениях, определяющих наше состояние и состояние человечества, мы исходим из эмпирически данного. Только наличествующие в нем силы и направления принимаются теперь во внимание. Диктуемые логикой и этикой основные истины... мы уже не желаем признавать. Лишь идеи, почерпнутые из опыта, мы считаем применимыми к действительности 171 .

В результате представление об экономической эффективности стало рассматриваться в качестве критерия культурного развития. Это не могло не сказаться на деятельности институтов культуры, которые начали восприниматься с позитивной стороны в той мере, в какой они обеспечивали решение экономических и технических задач.

Наконец, последней, седьмой , причиной упадка культуры Швейцер считает отсутствие у большинства этически окрашенного, цельного мировоззрения, которое способствовало бы проявлению культуротвор-ческих потенций человека. С его точки зрения, то мировоззрение, которое было выработано мыслителями XVIII в. и которое менее чем за век стало мировоззрением миллионов, несло в себе мощный творческий заряд. Благодаря ему были созданы величайшие ценности, навеки вошедшие в культурную сокровищницу человечества, обеспечен взлет литературы, искусства, архитектуры, который наблюдался на протяжении эпохи Просвещения и первой половины XIX в. Сегодня такое мировоззрение отсутствует, поэтому нет ничего удивительного в том, что европейская культура деградирует, уступая поле битвы бескультурью и агрессивному невежеству.

На основе чего же можно судить, что процесс культурной деградации нарастает?

С точки зрения Швейцера, наиболее ярким показателем этого является прежде всего усиливающаяся дегуманизация всей системы общественных отношений, в первую очередь межличностных.

Уже в течение жизни двух поколений обитают среди нас во всей своей отвратительной наготе идеи законченной негуманности, подкрепленной авторитетом логических принципов.

Присущее человеку от природы участливое отношение к ближнему исчезает. На смену ему приходит проявляющаяся в более или менее разнообразных формах абсолютная индифферентность. Всячески подчеркиваемые в отношении незнакомых людей высокомерие и безучастность уже не воспринимаются как проявления внутренней неотесанности и грубости, а квалифицируются как светское поведение 172 .

Антигуманизм является сегодня нормой поведения не только в сфере межличностных отношений, но и в сфере политики. Ни у кого не вызывает негодования сообщение газет о массовой гибели, например, негров, которое классифицируют как падеж, хотя в предыдущие времена сказавший нечто подобное был бы подвергнут остракизму. Антигуманизмом пропитана и сфера образования.

В современном преподавании, - пишет Швейцер, - и в современных школьных учебниках гуманность оттеснена в самый темный угол, как будто перестало быть истиной, что она является самым элементарным и насущным при воспитании человеческой личности, и как будто нет никакой необходимости в том, чтобы вопреки воздействию внешних обстоятельств сохранить ее и для наших поколений 173 .

То же происходит и в области литературы, художественного творчества, где трудно сегодня найти произведение, которое проникнуто духом человечности.

Показателем кризисного состояния культуры, согласно воззрениям Швейцера, является также и утверждение в массовом сознании представления о человеке прежде всего как о Homo faber, обладающем одним достоинством - способностью производить полезные вещи благодаря продаже своей рабочей силы. В большинстве случаев сегодня, подчеркивает Швейцер, к тому или иному конкретному индивиду относятся не как к уникальной личности, а как к носителю общественно значимой функции. Работодателей, да и, впрочем, всех нас, меньше всего интересует, что он представляет в личностном плане, каков его духовный мир, что его тревожит и волнует. Подобная установка, которой руководствуются миллионы, в конечном счете создает атомизиро-ванное общество, не согретое теплотой подлинных человеческих отношений, с повышенным уровнем конфликтогенности и девиантности.

Наконец, об упадке культуры свидетельствует и резкое уменьшение числа мыслящих и подлинно свободных людей, способных принимать ответственные решения, опираясь прежде всего на свои знания и нормы морали. Свобода мышления и действия, как пишет Швейцер, сегодня изъята из употребления и большинство людей руководствуется в своих поступках предписаниями, которые навязываются средствами массовой информации и теми организациями, где они состоят.

Однако Швейцер не только констатирует факт кризиса культуры и описывает его. Он обрисовывает пути выхода из создавшегося положения , предлагая в качестве первой неотложной меры обретение духовной свободы и независимости от тех структур, которые интеллектуально поработили миллионы. Вторым шагом может стать, по его мнению, утверждение этической концепции культуры, которая должна прийти на смену существующей и несущей в себе заряд антигуманизма. Третьим - выработка культуротворческого мировоззрения. «Только при условии постоянного апеллирования к мыслящему мировоззрению могут пробудиться все духовные способности человека» 174 , - пишет Швейцер. Но самое главное - это сохранение «веры в возрождение наших творческих сил» 175 . Если эта вера не исчезнет, то «закат превратится в восход, как только вновь пробудится этическая энергия в нашем образе мыслей и в идеях, с помощью которых мы пытаемся воздействовать на действительность» 176 . Другими словами, Швейцер смотрит на будущее европейской культуры не столь мрачно, чем, например, Шпенглер. Он верит, что час ее возрождения непременно наступит, но его оптимизм окрашен в сумрачные тона, ибо, будучи великим мыслителем, он понимает всю глубину той трагедии, которая разворачивается на наших глазах, и отдает отчет в том, что надежда на быстрое решение проблем, стоящих перед человечеством, весьма призрачна.

Завершая рассмотрение швейцеровской концепции культуры, следует подчеркнуть, что, в отличие от многих своих современников, Швейцер не различает культуру и цивилизацию. С его точки зрения это деление носит надуманный характер, ибо, анализируя мир, созданный человеком, немец говорит о культуре, а француз о цивилизации. Более правильным является констатация существования этической и неэтической культуры как двух разновидностей, находящихся на полюсах ценностной шкалы. Неэтическая культура только номинально может считаться культурой, ибо она антигуманна и развивается не по имманентным ей законам, а в соответствии с установлениями техники, которая навязывает свои алгоритмы, в частности организацию жизнедеятельности на основе принципа рациональности, действующему индивиду.

Такова в общих чертах теория культуры Альберта Швейцера - мыслителя, врача, общественного деятеля. Если бросить на нее ретроспективный взгляд, то нетрудно заметить, что она весьма противоречива. Лежит на ней и отсвет абстрактного гуманизма. Не всегда логика рассуждении Швейцера совпадает с логикой реальной действительности. В ряде случаев он выносит суждения, не опирающиеся на фундаментальное знание проблемы, грешит субъективизмом в оценках. Но тем не менее этический пафос, пламенный протест против «гротескного прогресса», вера в торжество добра и справедливости, оригинальные логические ходы, парадоксальность суждений делают его теорию чрезвычайно привлекательной. С полным основанием ее можно рассматривать как весомый вклад в культурологическую науку нашего времени.

Контрольные вопросы

1. Какие характерные черты отличают «философию жизни» от других философских направлений?

2. Как понимается культура в трудах Ницше?

3. Есть ли основания утверждать, что в оценке культуры Ницше занимает двойственную позицию?

4. Что такое «стадии культурного посвящения» по Ницше?

5. Какой смысл вкладывается Ницше в понятие «культурное государство»?

6. Что, с точки зрения Ницше, свидетельствует о степени культурного развития той или иной нации?

7. Является ли Ницше сторонником идеи культурного прогресса?

8. Как в трудах Ницше трактуется проблема взаимосвязи культуры и цивилизации?

9. Как Ницше оценивает состояние современной культуры?

10. Что такое кризис культуры по Ницше?

11. Как Ницше оценивает перспективы развития «фаустовской» цивилизации?

12. Каковы социально-политические и духовные предпосылки создания главного труда О, Шпенглера?

13. Как можно определить основную идею книги «Закат Европы»?

14. Чем было обусловлено превращение книги «Закат Европы» в бестселлер?

15. Почему книга Шпенглера носит подзаголовок «Очерки морфологи мировой истории»?

16. Как понимает культуру Шпенглер?

17. Что такое «цивилизация» в понимании Шпенглера?

18. Какой смысл вкладывается Шпенглером в понятие «душа культуры»?

19. Каковы признаки кризиса культуры по Шпенглеру?

20. Какова типология культур по Шпенглеру?

21. Как решает Шпенглер проблему культурного прогресса?

22. Что собой представляет метод анализа, который применяет Шпенглер для изучения культуры?

23. Из столкновения каких двух начал, по Шпенглеру, рождается культура?

24. Как соотносятся природа и культура в концепции Шпенглера?

25. Какие идеи были заимствованы другими культурологами у О. Шпенглера?

26. За что критикуют О. Шпенглера представители зарубежной и отечественной культурологической мысли?

27. Какое место занимает Ортега-и-Гассет в ряду европейских мыслителей XX века?

28. Кто оказал влияние на формирование философско-культурологических воззрений Ортеги?

29. Что собой представлял тот идейных контекст, в котором создавались книги «Восстание масс» и «Дегуманизация искусства»?

30. Почему книги Ортеги получили подобные, а не иные названия?

31. Какой смысл вкладывает Ортега в понятие «массы»?

32. Чем Ортега объясняет возникновение «нового искусства»?

33. Как Ортега решает проблему генезиса культуры?

34. Как Ортега понимает роль искусства в жизни общества, какое место оно, с его точки зрения, занимает в системе культуры?

35. Что может служить показателем деградации искусства и культуры, согласно воззрениям Ортеги?

36. Какие характерные черты присущи «массовому человеку» и той культуре, которую он создает?

37. Как оценивает Ортега роль демократических институтов в формировании массовой культуры?

38. Что является признаком декультурации общества с точки зрения Ортеги?

39. Как трактуются причины кризиса европейской культуры в трудах Ортеги?

40. Как оценивает Ортега роль государства в становлении массовой культуры и возникновении массового человека?

41. В чем сходство и различие взглядов М. Вебера и неокантианцев в понимании природы наук о культуре?

42. В чем сложность изучения культуры по мнению М. Вебера?

43. Что такое понимание как методологический принцип и каковы границы его применения по М. Веберу?

Альберт Швейцер. Культура и этика

Ахмедова Тамила Хикмет кызы,

кандидат философских наук, доцент Азербайджанского государственного университета культуры и искусства.

Освальд Шпенглер, Карл Ясперс, Хосе Ортега-и-Гассет, Маркузе, Эрих Фромм, А.Камю, Ж.Маритен имена этих мыслителей вошли в историю культурологической мысли, прежде всего, благодаря их точному анализу трагического кризиса западной культуры. К сожалению, эти мыслители, дав диагноз болезни ХХ столетия социокультурной ситуации и строя пессимистические концепции дальнейшего культурно исторического развития Западной цивилизации, не указывали убедительный и реальный путь нравственного оздоровления общества.

Немецко-французский ученый Альберт Швейцер в отличие от них показывает реальный и возможный путь преодоления пагубного характера воздействия современный цивилизации на человека, это путь нравственного самосовершенствовании личности, этику благовения перед жизнью.

И все же гуманистическое мировоззрение Швейцера было подтверждено его непререкаемым авторитетом его собственной жизнью. «Доктор из Ламбарене» - это имя Швейцера знакомо многим людям, далеким от решения проблем культурологии.

Еще в юном возрасте Швейцер решил до 30 лет получить как можно более глубокое образование, а затем посвятить себя служению людям. Такое казалось бы пафосное, абстрактное на непосвященный взгляд решение, осуществляясь на деле, нашло вполне конкретные пути реализации.

К тридцати годам Швейцер благодаря своим многочисленным дарованиям и воспитанию, и таким добродетельным качествам как вера в себя, трудолюбие, упорство и методичность был уже признанным теологом и многообещающим философом. К этому времени у него было репутация среди профессиональных органистов, кстати, А.Швейцер был и мастером органостроения, а его исследование об И.С. Бахе, принесшее ему европейскую славу, до сих пор считается классическим трудом в этой области среди музыковедов. Таким образом, будучи удачлив на службе, имея широкий круг друзей, в том числе и очень влиятельных, он решает изменить коренным образом свою комфортную жизнь благополучного европейца, уехав в Африку.

Еще в студенческие годы Швейцер пытался реализовать свой принцип служения человеку. Он участвовал в попечении о беспризорных детях. Занимался устройством жизни бродяг и людей, отбывших тюремное заключение. Однако такая деятельность, зависящая от различных филантропических и благотворительных организаций, противоречила принципу индивидуального действия Швейцера, принципу несения личной ответственности за свои деяния. Он, выбрав работу именно врача, а не миссионера, как было тогда принято, становился и независимым от официальной благотворительности. В то же время врачебная деятельность, будучи самой что ни на есть подвижнической, как нельзя лучше подходила для индивидуальности, ревностно ограничивающей свою активность пределами личной ответственности. Во имя следования этому принципу он, профессор Страсбургского Университета, дактор философии, доктор теологии приступает к изучению медицины и на шесть с лишним лет становиться студентом. Одним словом он, исповедуя то, что проповедовал, собственной жизнью служил подтверждением своего гуманистического мировоззрения, этики благоговения перед жизнью. Но значит ли, что, посвятив себя лечению негров никому не известного в то время африканского местечка Ламбарене, он отказался от всего того, что любил, чем жил и в чем уже достиг признания? Нет! Проведя всю оставшуюся с небольшим перерывами жизнь в Африке, он продолжил свою деятельность ученого, музыканта (друзья даже подарили ему специально устроенный орган, который выдерживал климат Тропической Африки) и как философа. И именно в Африке он пришел к «Этике благоговения перед жизнью».

Он задумал произведение, которое должно было «вскрыть причину упадка культуры и привлечь внимание к возникающим в связи с этим опасностям» .

Работая над рукописью «Культуры и Этики» Швейцер последовательно анализировал философские учения в результате, которого кризис культуры объяснялся кризисом нравственности и дефицитом гуманизма. Нужно было создать такую этику, такое мировоззрение, которое бы остановило упадок культуры и создало бы весомые для ее возрождения, обновляющие и жизнеутверждающие импульсы. Осенью 1915 года плывя по африканской реке Огове к тяжелобольной женщине, он продолжал работать над рукописью. «Рассеяно сидел я на палубе, - вспоминал позже А.Швейцер – отыскивая простое и универсальное понятие этического, которое я не находил ни в какой философии… Вечером третьего дня, когда мы на закате солнца проплывали прямо через стадо бегемотов, встали передо мной вдруг слова «благоговение перед жизнью»…. Отныне я был проникнут идеей, в которой мир и жизнеутверждение соотносились с нравственностью.

Но Швейцер в отличие от западных культурологов не ограничивается только анализом признаков кризиса культуры, он ищет рациональные, настоящие, а не фатальные причины наблюдаемого кризиса культуры, ищет пути возрождения.

Вот основные тезисы о кризисе культуры А.Швейцера: «Материальные достижения, конечно, делают человечество, как таковое, более независимым от природы, чем раньше. Вместе с тем, однако, они уменьшают количество независимых существ внутри самого человечества. Ремесленник под воздействием машины превращается в фабричного рабочего. Место независимого коммерсанта все чаще занимает чиновник в силу того, что в сложных условиях современного производства шансы на существование имеют лишь предприятия, располагающие крупным капиталом…. Возникающее состояние зависимости и подчинения усугубляется еще и тем, что производственная жизнь объединяет все больше число людей в крупные агломерации, отрывая их от кормилицы- земли, от собственного дома и от природы. Тем самым люди тяжело травмируются психически. Утверждение о том, что с потерей собственного участка земли, «собственного жилища у человека начинается противоестественная жизнь, оказывается на поверку слишком правильным, чтобы считаться парадоксальным» .

С подневольным существованием органически связано перенапряжение людей. В течение двух или трех поколений довольно многие индивиды живут только как наемная рабочая сила, а не люди. Сверхзанятость современного человека лишает его труд духовного и нравственного начала. Такой человек, став жертвой перенапряжения, постоянно испытывает потребность во внешнем отвлечении и он находит его. Находит в праздности и развлечениях, требующих минимальных затрат духовных и интеллектуальных сил. Институты призванные стимулировать духовную жизнь, служить образованию и культуре, напротив, способствуют сползанию общества в пропасть легкомыслия и поверхности. Театр уступает место кабаре, а серьезная литература – развлекательной. Журналы и газеты преподносят информацию в предельно упрощенной форме. От больших городов и его жителей исходит дух растления. Специализация и организация труда внедряется, повсюду и даже там где в них нет никакой необходимости. Специализация разрушает цельность человека, общая организация общества совершается за счет духовной жизни. Несвободный, разобщенный, ограниченный современный человек находится под угрозой стать негуманным. Общество перестало признавать за всеми людьми человеческое достоинство. Человек, теперь превращенный в «человеческий материал», став объектом всевозможных манипуляций, одурманенный идеологией используется и гибнет сам, и убивает себе подобных в войнах, завоеваниях, колонизациях.

Появившиеся на рубеже Х I Х-ХХ столетия и занимающие умы интеллектуалов многочисленные пессимистические, релятивистские и социальные концепции культуры в итоге, по мнению Швейцера вели к понижению воли к жизни, пренебрежением индивидуальностью личности и дезориентацией в системе культурных ценностей. Следуя логике таких концепций Закат культуры вполне закономерен.

Действительно роковым для культуры стал тот факт, что ее материальная сторона развилась намного сильнее, чем духовная. Конечно же под воздействием открытий и успехов науки, обуздав силы природы и поставив их себе на службу, обогатив познание и многократно раскрыв свои возможности перед человеком открылись перспективы обеспечить намного лучшие условия своего существования. К сожалению, считает ученый, восторгаясь успехами науки и практики, мы переоцениваем материальные достижения и не принимаем во внимание значение духовного начала. «Культура – совокупность прогресса человека и человечества во всех областях и направлениях при условии, что этот прогресс служит духовному совершенствованию индивида как прогрессу прогрессов» .

Источник культурного декаданса, его упадка и несовершенства объясняется тем, что оптимистическое жизнеутверждающее начало мировоззрения, его этика либо деградировали, либо остались неразвитыми. Остановить упадок культуры, воссоздать подлинную живую культуру возможно только с помощью создания такого мировоззрения, которое достаточно убедительно формулирует этическое миро- и жизнеутверждение.

Самую существенную связь с миром составляет переживание . Познание ставшее переживанием, наполняет человека ощущением его внутренний связи с окружающем миром, наполняет его чувством благоговения перед жизнью, перед таинственной волей к жизни, проявляющихся во всем и в травинке, пробивающейся сквозь асфальт, и в ручке младенца, тянущейся к матери.

Истинная философская этика гласит должна исходить из самого непосредственного и всеобъемлющего факта сознания. Этот факт гласит: «Я есть жизнь, которая хочет жить, я есть жизнь среди жизни, которая хочет жить» .

Следовательно, этика заключается в том, человек испытывает побуждение выказать ровное благоговение перед жизнью как по отношению к своей воли жизни, так и по отношению к любой другой. Гениальное – просто. Не делай другому то, чего себе не желаешь. Это и есть основной принцип нравственности. Так говорил Заратустра, об этом гласит Библейская мудрость и мудрость Корана. Швейцер «опять заставил заново» мыслить о том, что добро - то, что служит сохранению и развитию жизни, зло есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей. Нравственный человек, повинуясь внутреннему побуждению помогать любой жизни, не побоится показаться смешным или сентиментальным, потому что нравственность является не только законом жизни, но и условием ее существования и развития.

Анализируя культурологическую концепцию А.Швейцера, исследователи почти всегда описывают его жизнь. Потому что великий гуманист был практическим воплощением единства слова и дела, воплощением своей этики, этики благоговения перед жизнью.

Литература

1. Пауль Герберт Фрайер. Альберт Швейцер. Картина жизни. Москва. 1984.

2. Альберт Швейцер. «Письмо из Ламбарене». Ленинград 1978.

I. ВИНА ФИЛОСОФИИ В ЗАКАТЕ КУЛЬТУРЫ

II. ВРАЖДЕБНЫЕ КУЛЬТУРЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА В НАШЕЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И ДУХОВНОЙ

III. ОСНОВНОЙ ЭТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР КУЛЬТУРЫ

IV. ПУТЬ К ВОЗРОЖДЕНИЮ КУЛЬТУРЫ

V. КУЛЬТУРА И МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Часть вторая КУЛЬТУРА И ЭТИКА
I. КРИЗИС КУЛЬТУРЫ И ЕГО ДУХОВНАЯ ПРИЧИНА

II. ПРОБЛЕМА ОПТИМИСТИЧЕСКОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ

III. ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

IV. РЕЛИГИОЗНОЕ И ФИЛОСОФСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ

V. ЭТИКА И КУЛЬТУРА В ГРЕКО-РИМСКОЙ ФИЛОСОФИИ

VI. ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И ЭТИКА В ЭПОХУ РЕНЕССАНСА И ПОСЛЕ

ЭПОХИ РЕНЕССАНСА

VII. ОБОСНОВАНИЕ ЭТИКИ В XVII И XVIII СТОЛЕТИЯХ

VIII. ЗАКЛАДЫВАНИЕ ОСНОВ КУЛЬТУРЫ В ВЕК РАЦИОНАЛИЗМА

IX. ОПТИМИСТИЧЕСКИ-ЭТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ КАНТА

X. НАТУРФИЛОСОФИЯ И МИРОВОЗЗРЕНИЕ СПИНОЗЫ И ЛЕЙБНИЦА

XI. ОПТИМИСТИЧЕСКИ-ЭТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И.-Г. ФИХТЕ

XII. ШИЛЛЕР, ГЁТЕ, ШЛЕЙЕРМАХЕР

XIII. НАДЭТИЧЕСКОЕ ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ ГЕГЕЛЯ

XIV. ПОЗДНИЙ УТИЛИТАРИЗМ. БИОЛОГИЧЕСКАЯ И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ЭТИКА

XV. ШОПЕНГАУЭР И НИЦШЕ

XVI. ИСХОД БОРЬБЫ ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ ЗА МИРОВОЗЗРЕНИЕ

XVII. НОВЫЙ ПУТЬ

XVIII. ОБОСНОВАНИЕ ОПТИМИЗМА ЧЕРЕЗ ПОНЯТИЕ ВОЛИ К ЖИЗНИ

XIX. ПРОБЛЕМА ЭТИКИ В СВЕТЕ ИСТОРИИ ЭТИКИ

XX. ЭТИКА САМООТРЕЧЕНИЯ И ЭТИКА САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

XXI. ЭТИКА БЛАГОГОВЕНИЯ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ

XXII. КУЛЬТУРОТВОРЯЩАЯ ЭНЕРГИЯ ЭТИКИ БЛАГОГОВЕНИЯ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Нобелевской премии, известно всему миру.
Издавая в переводе на русский язык книгу А. Швейцера "Культура и

этика", мы знакомим советских читателей со Швейцером-философом, с одной из

областей его разносторонней деятельности. Книга написана около сорока лет

назад и неоднократно переиздавалась.
Перевод сделан с одного из последних прижизненных изданий. Эта работа

представляет собой лишь две части из четырех, которые автор предполагал

написать, излагая систему своих взглядов.
Швейцер ставит перед собой задачу пробудить в современном ему обществе

стремление к созданию философски обоснованного и практически применимого

оптимистически-этического мировоззрения, считая основной причиной упадка

культуры в западном обществе отсутствие такого мировоззрения. При этом он

полагает, что необходимо отказаться от оптимистически-этической

интерпретации мира в любой ее форме, что ни миро- и жизнеутверждение, ни

этику невозможно обосновать, исходя из познания мира. Он провозглашает

независимость жизневоззрения (этики) от мировоззрения, пессимизм познания и

оптимизм действия, практики. Оптимизм этот, как полагает Швейцер, коренится

в нашей воле к жизни, наиболее непосредственным и наиболее глубоким

проявлением которой является благоговение перед жизнью.
Этическое таит в себе высшую правду и высшую целесообразность. Таковы

основные вехи мировоззрения Швейцера.
Значительное место в книге уделено истории этических идей и

критическому анализу этических систем (со времен Древней Греции до конца XIX

века) с точки зрения провозглашенной Швейцером этики активного

самосовершенствования и благоговения перед жизнью.
Швейцеру близки по духу поздние стоики, Кант, рационалисты XVIII века,

у которых он прослеживает развитие основного принципа нравственного,

противопоставляя их взгляды надэтическому мировоззрению Гегеля с его

формулой разумности действительного.
Этический пафос пронизывает и протест Швейцера против "гротескного

прогресса" современного западного общества, враждебного подлинной "этической

культуре", утратившего этические идеалы, завещанные ему Просвещением и

рационализмом XVIII века. Критика Швейцера -- это критика с позиций

абстрактного гуманизма; конкретизацией его взглядов стала его практическая

деятельность.
Взгляды Швейцера не получили законченного систематического изложения.

Практическое претворение в жизнь своих философских принципов занимало его

больше, чем их теоретическое обоснование. Поэтому его мировоззрение, его

этику нельзя рассматривать в отрыве от его деятельности.
Внутренняя логика его убеждений (пусть далеко не всегда совпадающая с

логикой реальной действительности), страстность его веры в торжество добра и

человечности, бескорыстное служение принятым идеалам, обая-

ние его незаурядной личности -- все это внушает глубокое уважение к

Альберту Швейцеру.
Вместе с тем нельзя не признать, что автор книги не дает, и по вполне

понятным причинам не может дать, точного диагноза недугов западной культуры,

не ставит ее деградацию в прямую связь с кризисом устоев

буржуазного общества, не видит реальных путей выхода из этого кризиса.
Для нас неприемлема этическая мистика, которую Швейцер провозглашает

единственно непосредственным и единственно глубоким мировоззрением,

логическим завершением беспредпосылочного рационального мышления, в качестве

обновителя которого он стремится выступить. Путь к жизнеутверждению через

этическую мистику и религию уводит в сторону от столбовой дороги развития

человечества.
Подробный критический анализ взглядов Швейцера дан в предисловии проф.

В. А. Карпушина.
ПРЕДИСЛОВИЕ

"Культура и этика" -- эта проблема становится в наше время все более

актуальной, ибо развитие цивилизации в XX веке уже подошло к такому рубежу,

когда лишенная этического начала культура буржуазного общества все более

угрожает благополучию и существованию человека на Земле. Необходимо в полной

мере оценить ту опасность, которую представляет для будущего человечества

так называемая "массовая культура" буржуазного общества, не имеющая прочных

нравственных основ, пропитанная идеями насилия, разбоя, культом секса и

непрерывно и длительно растлевающая человеческое достоинство многих

поколений.
С другой стороны, в нравственном развитии человечества совершается

величайшей важности шаг: разуверившееся в капитализме человечество

отворачивается от этики индивидуализма, выродившейся в культ эгоизма и

стяжательства, и обращает свои взоры к этике коллективизма, рожденной в

новое время пролетариатом и развитой социализмом.
В связи с этими процессами, являющимися полярными противоположностями в

нравственном развитии человечества, естественно происходит оживление

общественного интереса к проблемам этики и культуры.
Общеизвестно, что основоположники марксизма-ленинизма нанесли

смертельный удар морализирующей критике капитализма, обнажив всю ее

бездейственность, бесперспективность и в теоретическом и в

организационно-практическом отношении. Морализирующая критика лишь умножала

иллюзии и, подобно религии, сеяла несбыточные надежды на моральные средства

"излечения" капитализма от его органических "недугов". Отвержение марксизмом

морализирующей критики капитализма породило у многих буржуазных ученых

неверное представление о том, что марксизму якобы чужда этика воспитания

личности, что он довольствуется учением (и в том числе этическим) о

воспитании и организации масс.
Эта устойчивая иллюзия буржуазного сознания достаточно широко

распространилась и задела даже самых выдающихся представителей современной

буржуазной интеллигенции. Определенную дань ей уплатили Р. Роллан, А.

Эйнштейн, Т. Драйзер и др. Не составил исключения и такой выдающийся

гуманист нашего времени, как Альберт Швейцер *.
(* Мы не останавливаемся на биографии А. Швейцера, поскольку она широко

освещена в советской литературе. См.: Б. М. Носик, Швейцер, М., изд-во

"Молодая гвардия", серия ЖЗЛ, 1971; сборник "Альберт Швейцер--великий

гуманист XX века", М., изд-во "Наука", 1970.)
Вопреки подобным иллюзиям и ошибкам буржуазного сознания проблемы этики

личности, равно как и проблемы этики социальной, представляют большой

интерес как для теории марксизма-ленинизма, так и для практической

деятельности коммунистов. Это вовсе не означает каких-либо уступок

морализирующей критике капитализма. Превратив социализм из утопии в науку,

марксизм отбросил морализирующую критику как ненужный

и вредный хлам, ибо она мешала пролетариату овладевать действительным

идейным оружием революционной борьбы -- теорией научного коммунизма.

Развитие современного социализма, вплотную поставившего в СССР вопрос о

практическом решении проблемы всестороннего развития личности, побуждает к

активизации марксистско-ленинских исследований, посвященных этическим

проблемам во всем их многообразии, в том числе и этике личности. Марксизм

снимает противопоставление этики социальной и этики индивидуальной и

открывает путь к решению той невероятно запутанной этической проблемы, перед

которой в бессилии остановился Швейцер, заявив, что без мистики переход от

этики индивидуальной к этике социальной понять и осуществить невозможно.
Вся социальная этика марксизма-ленинизма непременно имеет личностный

аспект. Нет ни одного положения коммунистической нравственности, которое не

относилось бы прямо и непосредственно к личности. Швейцер исходил из

существующего в буржуазном обществе антагонизма общества и личности, вне

такого антагонизма не мыслил постановки этических проблем и средствами этики

пытался решать проблему этого антагонизма, не понимая всей иллюзорности и

бесплодности такого решения вопроса. Марксизму чужда иллюзорная попытка

морального решения социально-экономических проблем. Ставя их решение на

реалистическую почву социально-экономических преобразований, совершаемых

революцией, марксизм в самой постановке этических проблем исходит из

преодоления социализмом антагонизма общества и личности. А с падением этого

антагонизма теряет силу противопоставление этики социальной и этики

личности.
Буржуазная ограниченность мировоззрения Швейцера и иллюзорная

убежденность в чудодейственной силе этики, якобы способной самостоятельно

решать проблемы социально-экономического развития человечества, помешали ему

правильно поставить проблему этики личности. Но во взглядах Швейцера на

проблемы этического содержания культуры немало глубоких и ценных мыслей,

значение которых было велико еще в период между двумя мировыми войнами и

возрастает в нашу эпоху.
В вопросах теории и истории этики, философии культуры и истории

культуры (религии и музыки в особенности) Альберт Швейцер является крупной,

колоритной фигурой. Он смело может быть поставлен в один ряд с крупнейшими

деятелями культуры XX века. Его философская концепция культуры -- явление

оригинальное, глубокое по мысли, значительное по своей гуманистической

направленности. Швейцер острее других западных мыслителей, его

современников, почувствовал трагический кризис буржуазной культуры и в

отличие от многих буржуазных теоретиков, занимавшихся философией и

социологией культуры в плане якобы неумолимого заката человеческой

цивилизации, смело встал на защиту культурного прогресса человечества,

боролся против разрушения культуры, за прогресс гуманизма в культуре, за

прочный мир. Все эти мотивы нашли яркое выражение в философии культуры

Швейцера.
Концепцию Швейцера следует рассматривать и оценивать не в сопоставлении

с марксизмом, поскольку различия слишком велики, а в сравнении с буржуазной

философией культуры XX века, в которой воззрения Швейцера занимают важное

место и указывают на глубокую внутреннюю противоречивость буржуазного

гуманизма нашей эпохи.
Философия культуры Альберта Швейцера, разрабатывавшаяся им на

протяжении всей его жизни, состоят из четырех частей. Первую часть образует

книга "Распад и возрождение культуры". Наброски этой книги были сделаны

Швейцером, по его собственному признанию, еще в 1900 году. Она подверглась

существенной переработке в период первого пребывания Швейцера в Тропической

Африке (1914--1917) и появилась в печати лишь в 1923 году. Таким образом,

становится очевидным, что культурологическая и этическая концепция,

развиваемая Швейцером в эт ой работе, является плодом длительных раздумий,

работы критической мысли, многолетнего созревания философской позиции,

ставшей основой убеждений и личного поведения. В публикуемой книге эта часть

философской системы занимает первые пять глав и содержит общий очерк

теории культуры, этики и мировоззрения, которые в своем единстве образуют

основы философии культуры А. Швейцера.
Вторая часть философии культуры Швейцера носит название "Культура и

этика". Эта часть работы была написана в начале 20-х годов и вышла из печати

в 1923 году. Она состоит из 22 глав, содержание которых тематически

разделяется на три больших раздела: общие проблемы теории культуры, этики и

мировоззрения; краткая история европейской этической мысли; обоснование

новой этики -- этики благоговения перед жизнью.
Третья часть философии культуры -- "Учение о благоговении перед жизнью"

(1963) --представляет собой расширенное изложение последних шести глав

работы "Культура и этика".
Наконец, Швейцер мечтал написать завершающую часть своей философии

культуры в виде отдельной работы под названием "Культурное государство", но

случайно. Человек необычайной искренности, строжайшей честности в своих

убеждениях и поступках, Швейцер не сумел преодолеть своих францисканских

иллюзий и не нашел в современном обществе ни одного государства, которое

могло бы стать аналогом его идеальных представлений о так называемом

культурном государстве. Социализма он так и не принял, хотя социалистические

государства воспринимал в последние годы своей жизни через призму их

миролюбивой политики и расматривал как надежду человечества.
Обобщенную оценку своей философии культуры Швейцер дал в письме к

советскому исследователю его работ В. Петрицкому. Он писал: "Моя основная

работа -- философское исследование "Культура и этика". Она вышла в свет в

1923 году в Германии, а вскоре после этого в Англии. В ней я исследую

проблему этического содержания нашей культуры. Провести это исследование

меня побудил, в частности, Толстой, который произвел на меня большое

впечатление. Я установил, что наша культура не имеет достаточно этического

характера. Тогда возникает вопрос, почему этика оказывает столь слабое

влияние на нашу культуру? Наконец я пришел к объяснению этого факта тем, что

этика не имеет никакой

силы, так как она непроста и несовершенна. Она занимается нашим

отношением к людям, вместо того чтобы иметь предметом наши отношения ко

всему сущему. Подобная совершенная этика много проще и много глубже обычной.

С ее помощью мы достигаем духовной связи со вселенной.
Идею этой простой и глубокой этики я изложил в лекциях в университете

Упсалы (Швеция), а затем в Кембридже и Праге. Тогда же я понял, что она

нашла путь

к сердцам и мыслям людей. Она нашла признание как в философии, так и в

религии. Она уже излагается в школах и кажется детям совершенно

естественной.
Конечная цель всякой философии и религии состоит в том, чтобы побудить

людей к достижению глубокого гуманизма. Самая глубокая философия становится

религиозной, и самая глубокая религия становится мыслящей. Они обе выполняют

свое назначение только в том случае, если побуждают людей становиться

человечными в самом глубоком смысле этого слова" . (Г. Г е т т и н г,

Встречи с Альбертом Швейцером, М., 1967, стр. 117--118.)* Г. Г е т т и н г,

Встречи с Альбертом Швейцером, М., 1967,

стр. 117--118.
Рассмотрим содержание философии культуры Швейцера подробнее и

систематичнее, чтобы можно было установить ее место в современной буржуазной

идеологии, ныне столь активно занимающейся проблемами философии и социологии

культуры. В книге "Распад и возрождение культуры", являющейся исходным

моментом философии культуры А. Швейцера, подробно обсуждаются две группы

проблем: причины наблюдаемого кризиса культуры и поиски путей ее

возрождения. Коренной причиной глубокого и все более развивающегося кризиса

современной культуры буржуазного общества Швейцер считает тщетность

многочисленных попыток создания убедительной индивидуальной этики. Швейцер

справедливо отмечает, что упадок культуры буржуазного общества не порожден

мировой войной, совсем напротив, война лишь усилила кризис культуры и сама

была его выражением. Она начала процесс самоуничтожения культуры, и теперь

этот процесс продолжается полным ходом. Этот вывод, сформулированный

Швейцером на основе его наблюдений за ходом и результатами первой мировой

войны, он относит и ко второй мировой войне и к послевоенному времени,

породившему угрозу термоядерной катастрофы для всего человечества. Эти

соображения приводят Швейцера сначала к пацифизму, а затем к позиции

активнейшего борца за разоружение, прекращение термоядерных испытаний,

ликвидацию локальных войн, предотвращение мировой войны. Выступления

Швейцера против воинствующего национализма, расизма, милитаризма,

германского и итальянского фашизма, его борьба против агрессий американского

империализма сделали его имя популярным среди демократической общественности

всего мира.
Но в чем же все-таки, по Швейцеру, состоят причины упадка современной

культуры? Черты культурного кризиса буржуазного общества Швейцер фиксирует в

общем правильно, хотя он и не выступает при этом в роли первооткрывателя.

Вот его основные тезисы о кризисе культуры. Общественный характер

современного производства оторвал людей от их кормилицы-земли, а городская

жизнь все более травмирует человека. Все более подрывается вера труженика в

духовную значимость его труда. Специализация разрушает цельность человека.

Несвободный, разобщенный, ограниченный человек находится ныне в буржуазном

обществе под угрозой стать негуманным. Процветает индифферентность. Люди

слишком легко говорят о войне, и в том числе о войне термоядерной. Полным

ходом идет деморализация индивида буржуазным обществом.
Швейцер показывает признаки глубокого кризиса в сфере духовной культуры

современного буржуазного общества. Он пишет: пропаганда заняла место правды;

историю превратили в культ лжи; сочетание учености с предвзятостью стало

обычным; свобода мышления изъята из употребления, ибо миллионы отказываются

мыслить, мы даже не осознаем своей духовной нищеты; с отказом от

индивидуальности мы вступили в новое средневековье; духовная жизнь даже

выдающихся культурных народов приняла угрожающе монотонное течение по

сравнению с минувшими временами. Швейцер верно схватил некоторые

существенные черты духовной жизни современного буржуазного общества. Однако

нельзя не заметить того обстоятельства, что он почти не принимает в расчет

прогрессивных сил и социальных тенденций современного общества. В этом

проявляется буржуазная ограниченность его критического анализа культуры

современного капитализма.
Буржуазная ограниченность швейцеровского критицизма становится еще

более очевидной, когда мы рассматриваем его взгляды на отношение индивида и

общества. В духе традиций буржуазного просвещения Швейцер формулирует

основной закон развития культуры: "Когда общество воздействует на индивида

сильнее, чем индивид на общество, начинается деградация культуры, ибо в этом

случае с необходимостью умаляется решающая величина - духовные и

нравственные задатки человека". В действии этого закона он видит причины

кризиса культуры современного буржуазного общества. Он пишет: "Отношения

между индивидом и обществом подорваны не только в интеллектуальном, но и в

этическом плане", человек "подчиняет свое суждение суждению массы и свою

нравственность нравственности массы", "из года в год неуклонно

совершенствуется распространение коллективных мнений при одновременном

исключении индивидуального мышления".
Буржуазное сознание останавливается на констатации указанных фактов и

тенденций. Оно не проникает в глубинные причины их социальной

детерминированности. Оно не может, как правило, порвать ложного круга в

рассуждении: общество определяет личность, а поступки личности движут

обществом. Иллюзорность такого хода мыслей давно была показана и

раскритикована К. Марксом в его "Тезисах о Фейербахе". Швейцер в данном

случае разделяет иллюзии буржуазного сознания и ищет объяснения кризиса

культуры на путях неправильного хода мыслей личности, оказавшейся бессильной

создать надлежащую индивидуальную этику как основу гуманистической культуры.

Вместе с материальным прогрессом цивилизации иссякли силы этического

прогресса, а отсюда - горестные плоды культуры, оторванной от этики. Они

лишены духа гуманизма и бесчеловечны. И все это лишь потому, что обнаружился

упадок философской культуры, философия стала философствованием без мышления,

бунт естественных наук легко ниспроверг философские фантазии, а философы

оказались не способными создать оптимистически-этичесиое мировоззрение.
Христианская этика также была бессильна предотвратить кризис культуры.

Швейцер не возлагает на нее никаких надежд. Так социальная детерминация

духовного кризиса буржуазного общества перекладывается Швейцером на

отдельную личность. Поэтому все надежды на возрождение культуры Швейцер

связывает только с творческой деятельностью отдельных личностей в сфере

духа: гигантская революция должна совершиться без революционных действий,

носителями движения являются личности, наделенные индивидуальностью,

этическое начало способно зародиться лишь в индивиде, каждый должен взять на

себя доступную только индивиду функцию выдвижения духовно-этических идей.

Только этот этический дух гордой и самоотверженной личности вернет

человечеству, по убеждению Швейцера, гуманистическую по своим основам

культуру и обеспечит подлинное ее возрождение.
Своей философской концепцией культуры, в которой со всей силой

подчеркнуто значение оптимистического мировоззрения и гуманистической этики

("культура есть результат взаимодействия оптимистичестого мировоззрения и

этики"), Альберт Швейцер бросил вызов антигуманизму буржуазного общества. Он

писал: "Общество боится человеческой личности, ибо в ней обретают голос дух

и правда, которым оно предпочло бы никогда не давать слова. Но его власть

так же велика, как и его страх". Эти слова можно с полным правом отнести к

самому Швейцеру. Буржуазное общество имело основание бояться этого

философа-подвижника. Он не кривил душой. И правда его слов была слишком

часто беспощадной, хотя она и уживалась с иллюзорными надеждами и

поверхностными суждениями. "Идеалы культуры иссякли потому, что не удалось

достаточно прочно обосновать оптимистическое и этическое начала в

мировоззрении", - писал Швейцер. Это суждение неправильно фактически, да и в

теоретическом плане оно весьма далеко от глубокомыслия. Но рядом с ним мы

читаем призывы, обращенные к личности: побори свой страх, стань знамением

этического прогресса, не склони головы перед любыми антигуманными силами,

будь несгибаемым оптимистом в своем миро- и жизнеутверждении, и тогда

ретроградное общество, растлевающее и уничтожающее высший продукт

человечества - культуру, убоится тебя, а ты будешь достоин имени - Человек.

Иные могут нам возразить и сказать: "Это всего лишь проповедь, и не более".

Да, конечно, отчасти это так. Но это проповедь героического человека,

обращенная к людям с призывом совершать героические поступки во имя спасения

культуры и мира на земле.
Оценка первой части философии культуры Швейцера только как проповеди

была бы узкой и односторонней. Несмотря на откровенно идеалистический и даже

религиозный характер мировоззрения Швейцера, в его философской концепции

культуры мы находим немало глубоких и ценных мыслей. Там дана острая и

нередко глубокая критика антигуманизма современного буржуазного общества; в

качестве критерия культуры и ее прогресса о позиций историзма

рассматривается мера гуманизма, фактически достигнутая конкретным обществом;

сама культура отождествляется с материальным и духовным прогрессом общества,

а в последнем подчеркивается решающее значение нравственного прогресса

личности и всего человечества. Вся концепция культуры Швейцера представляет

собой философский протест против шовинизма, расизма, фашизма, милитаризма и

войны.
Есть и еще одна сторона в размышлениях Швейцера над судьбами культуры в

наше время, важная для оценки того места, которое он занимает в ряду

современных мыслителей буржуазного общества. Это оценка Швейцером

исторической роли разума и рационализма вообще. В этом вопросе он нередко,

хотя и не всегда, вступает в коллизию с духом иррационализма, господствующим

в современной буржуазной философии. "Рационализм, - пишет Швейцер, - нечто

большее, чем идейное движение, завершившееся в конце XVIII и начале XIX

столетий. Он представляет собой необходимое явление всякой нормальной

духовной жизни. Любой действительный прогресс в мире предопределен в

конечном счете рационализмом".
Вопрос о рационализме, поднятый Швейцером,- сложный. Швейцер правильно

связывает успехи в развитии цивилизации и культуры начиная с XVIII века с

развитием рационализма. В этом тезисе находит выражение антицерковный

характер мировоззрения Швейцера; рационализм берет верх над его

богословскими убеждениями; даже христианский гуманизм он пытается осмыслить

с пантеистических и рационалистических позиций (именно потому так возвышенно

звучат у Швейцера все его высказывания о философии Спинозы). Отдавая должное

этой высокой оценке Швейцером духа рационализма европейской философии, и

прежде всего немецкой классической философии XVIII - XIX веков, с его

решением вопроса о рационализме согласиться нельзя. Это трудно или даже

невозможно сделать, во-первых, потому, что этической и общефилософской

концепция Швейцера присущ иррационализм. Он даже говорит о роли мистики,

посредством которой человеком достигается ощущение присутствия бога в нем

самом. Хотя этим ботом, по сути дела, оказывается принцип благоговения

человека перед жизнью, но бог есть бог. Он требует веры и поклонения. И

поэтому в системе Швейцера присутствует изрядный момент теизма, внутренне

подрывающий всякую систему гуманизма. Во-вторых, провозглашение торжества

рационализма, важное для борьбы с духом иррационализма современной

буржуазной культуры, еще не решает проблемы ее гносеологических основ.

Рационалистические философские системы давали одностороннее решение этой

проблемы. Именно за такую односторонность Швейцер справедливо критикует

этику Гегеля. Но сам он, по сути дела, следует по стопам последнего, во

всяком случае в своем убеждении в рационалистических гносеологических

основах культуры и культурно-исторического процесса. Он, стало быть,

выступает в духе традиций буржуазного просвещения и разделяет иллюзии

классического немецкого идеализма XVIII-XIX веков в этом вопросе.
Определяя гносеологические основы культуры с позиций научной,

марксистско-ленинской теории культуры, необходимо учесть тот факт, что

марксизм давно преодолел противоположность рационализма и сенсуализма путем

введения в гносеологию практики и истолкования ее с позиций

материалистического понимания истории. Высоко оценивая рационализм и его

роль в развитии культуры, Швейцер также обращается неоднократно к анализу

проблемы человеческой деятельности. Но саму человеческую деятельность он

рассматривает по преимуществу через призму нравственности и как нравственную

деятельность. Этот подход открывает ему некоторые плодотворные возможности

для этической оценки разнообразных явлений культуры и цивилизации; но для

более глубокого понимания культуры в ее разносторонних формах этого явно

недостаточно: этический критерий, к тому же понятый в идеалистическом плане,

становится односторонней меркой лишь некоторых форм культуры, а

универсальным критерием для всех форм культуры может выступить лишь мера

всестороннего развития целостной, гармонической личности. Швейцер сам

чувствует недостаточность этического критерия культуры. В отдельных местах

своей книги он приходит от сравнительно частных этических оценок культуры к

более общим вопросам о развитии личности, о всесторонности и цельности

индивида, о совершенствовании общественного устройства. Но принципы его в

сущности индивидуалистически-этической теории, противопоставляющей

индивидуальную и социальную этику, мешают ему выйти к обсуждению этого

широкого круга проблем личности, общества и культуры.
Вторая часть философии культуры А. Швейцера - "Культура и этика" -

состоит из трех основных разделов, правда, не выделенных самим автором, но

явственно разграничивающихся между собой тематически. В первом разделе,

включающем четыре главы, содержится изложение общефилософской концепции

религии и философии. Основой культуры является, по Швейцеру, не

материальная, а духовная ее сторона. "Материальные достижения, - пишет он, -

это еще не культура; они становятся ею лишь в той мере, в какой их удается

поставить на службу идее совершенствования индивида и общества". Здесь

Швейцер формулирует основную мысль, направляющую весь ход его исследования

проблемы прогресса культуры. Но, чтобы идти далее по этому верному пути, сам

процесс "совершенствования индивида и общества" надо объяснять с

материалистических позиций, которые всегда оставались чуждыми мировоззрению

Швейцера. Именно поэтому он предпочитает говорить об "идее совершенствования

индивида и общества", а не о самом социально-историческом движении. По

Швейцеру, культура должна служить этой идее, а

самореализоваться в действительности, в реальном историческом движении.

Слабость, иллюзорность, научная бесперспективность такой идеалистической

схемы развития культуры, общества и личности давно была вскрыта и преодолена

марксизмом.
Трагедия человечества и его культуры началась, по Швейцеру, с середины

XIX столетия. Именно тогда появились первые признаки кризиса рационализма и

оптимистического мировоззрения вообще. Это и послужило началом трагедии

человечества. Вся история развития западноевропейской философской и

этической мысли является, по определению Швейцера, историей борьбы за

оптимистическое мировоззрение. При этом история этической мысли и история

нравственного развития общества рассматриваются им как наиболее существенный

и глубинный слой всемирной истории культуры. Однако борьба за

оптимистическое мировоззрение и жизнеутверждающую индивидуальную этику

закончилась неудачно. Родились пессимизм и этика социальная. Пессимизм как

пониженная воля к жизни - так его понимает Швейцер - опасен для культуры. А

социальная этика, по его мнению, пренебрегает индивидуальностью личности.

Поэтому, как полагает Швейцер, и стали разрушаться мировоззренческая и

этическая основы культуры. Такова суть трагедии человечества. Для

преодоления трагедии надо, по мысли Швейцера, вновь обратиться к этике,

поскольку именно она, а не мировоззрение, то есть не философия и не религия,

составляет сущность всякого исторического типа культуры. Сущностью новой

этики Швейцер объявляет индивидуальное благоговение перед жизнью.

Благоговение перед жизнью составляет сущность новой исторической формы

гуманизма, защищаемой Швейцером. Это земной гуманизм, коренным образом

отличающийся от теистического гуманизма христианства. Таким образом, именно

гуманизм образует, до Швейцеру, глубинное ядро культуры человечества и в

каждую историческую эпоху выступает в качестве основного критерия прогресса

цивилизации всех народов.
Во всем этом ходе мыслей Швейцера немало догадок, ценных с точки зрения

научной теории культуры. Весьма существенным является тезис о том, что

материальные достижения в историческом развитии цивилизации становятся

элементом культуры лишь в том случае, если они ставятся на службу прогресса

личности и общества. Продуктивно понимание Швейцером гуманизма как

глубинного ядра культуры человечества и как критерия прогресса цивилизации.

Швейцер стоит на позициях историзма и тогда, когда ставит вопрос о различии

исторических типов и форм гуманизма. Отвергая как неприемлемое для нас

решение этих проблем с позиций этики благоговения перед жизнью, мы не можем

не отдать должного Швейцеру и не учесть роли его философии культуры в

постановке проблем, которые являются достойным предметом исследования для

современной марксистско-ленинской философской теории культуры и всемирного

культурно-исторического процесса.
Второй раздел второй части философии культуры Швейцера посвящен анализу

истории этики с греко-римских времен и до начала XX века. На излагаемую

этическая концепция нравственного самосовершенствования личности на основе

соединения этики миро- и жизнеутверждения (истоки и основы которой автор

находит в древнем Китае) с этикой миро- и жизнеотрицания (истоки и принципы

западноевропейской этики Швейцер искусственно протягивает борьбу двух

указанных противоположных концепций. Этим он упрощает и искажает

действительный исторический процесс развития этических концепций в Европе.

Все этические концепции, лежащие вне указанных Швейцером двух тенденций

развития мировой этической мысли, оцениваются им либо как надэтические (как,

например, этические воззрения Гегеля), либо как социально-этические

(например, утилитаризм) и объявляются не заслуживающими серьезного внимания.
На анализ Швейцером истории этической мысли оказал сильное воздействие

исповедуемый им принцип абстрактного всеобщего гуманизма. Применяя последний

в качестве критерия для оценки этических воззрений, Швейцер зачисляет всю

античность по ведомству эгоизма. По крайней мере, до Платона этическое

мышление греков остается, по Швейцеру, замкнутым в кругу эгоистического.

Высоко оценивает Швейцер этику поздних стоиков и раннего христианства,

называя их "озимыми всходами на ниве грядущей культуры". С высокой оценкой

этики раннего христианства связано у Швейцера нигилистическое отношение к

этическому наследию античного времени. Отсюда проистекают его жесткие и

подчас поверхностные оценки этических концепций античного времени. И тем не

менее его анализ нравственного прогресса человечества, связанного с

крушением полисного строя, возникновением понятия "человечество", рождением

этической доктрины поздних стоиков и раннехристианских общин, не является

легковесным. Он базируется на фактах, которые требуют своего исследования и

объяснения с позиций марксистско-ленинской методологии истории культурных

явлений.
Отмечая приверженность Швейцера духу этической доктрины по-своему

истолкованного христианства (Швейцер, по сути дела, на место христианского

принципа любви к ближнему поставил свой моральный императив благоговения

перед жизнью, а саму систему этики индивидуального самосовершенствования

заимствовал из буддизма и христианства), нельзя не подчеркнуть того

обстоятельства, что Швейцеру была все-таки чуждой некритичная апологетика

церковно-христианской этической доктрины. Он отмечал величие, историческую

значимость христианской этики, считал ее рождение крупным шагом в

нравственном развитии человечества и вместе с тем ясно указывал на

внутреннюю противоречивость этического учения Христа, чем и навлек на себя

немилость и церковных кругов и современных идеологов ортодоксального

протестантизма. Так, например, Швейцер писал: "Проникнутая энтузиазмом, то

есть внешне ориентирующаяся на оптимистическое мировоззрение этика в

пессимистическом мировоззрении - такова грандиозная парадоксальность учения

Иисуса". Именно за такие и аналогичные высказывания недолюбливают Швейцера

лидеры протестантской теологии - братья Нибуры, Карл Барт, Фогельзанг и

другие. Они не раз высказывались о небиблейском характере религиозных и

этических воззрений Швейцера. И, конечно, они правы: воззрения Швейцера

весьма далеки от нравственного канона христианства.
Несмотря на то что очерк Швейцера не дает строгой картины исторического

развития этических систем в Европе, его оценки многих этических доктрин

являются результатом глубокого понимания истории этики. Изящна и убийственна

по существу характеристика этической доктрины разумного эгоизма.
Высоко оценивает Швейцер 1785 год в истории этики, год, когда Кант

Гегеля, Швейцер указывает на существенные ее слабости и на слишком широкое

понимание Гегелем культуры. Совершенно категорически осуждает и отвергает он

этику позитивизма и социал-дарвинизма. Мысль Швейцера пытливо ищет выхода из

исторически противоречивого развития индивидуальной и социальной этики. Ни

один из синтезов этих полярных концепций не представляется ему

удовлетворительным. Он пишет: "Этика Иисуса и религиозных мыслителей Индии

отходит от социальной этики к индивидуальной этике. Утилитаризм, ставший

научной этикой, отказывается от индивидуальной этики во имя одной лишь

социальной этики... Индивидуальная этика без социальной - несовершенная

этика, которая, однако, может быть очень глубокой и жизненной. Социальная

этика без индивидуальной-это изолированный от всего тела орган, не

получающий никаких жизненных соков". Швейцер обращается к поискам

индивидуальной этики, имеющей, по его мнению, глубокий социальный смысл в

этическом наследии древнекитайских и древнеиндийских мыслителей и

религиозных реформаторов, с концепциями которых он сопоставляет этические

взгляды представителей немецкой философии жизни, и прежде всего Шопенгауэра

и Ницше.
Швейцер считает Ницше и Шопенгауэра выдающимися моралистами, которые

работали над тем, чтобы перенести на европейскую почву этические учения

древних китайцев и индийцев. Китайский оптимизм нашел свое выражение, по

Швейцеру, в индивидуальной этике жизнеутверждения Ницше, а индийский

пессимизм - в индивидуальной этике жизнеотрицания Шопенгауэра. Заслугу того

и другого Швейцер видит в том, что они занялись исключительно индивидуальной

этикой, истолковав последнюю как два разных плана проявления воли к жизни.

"У Шопенгауэра воля к жизни становится этической, когда он обращается к

миро- и жизнеотрицанию, у Ницше - когда он провозглашает углубленное миро- и

жизнеутверждение".

Социальная этика может и должна вырасти, по Швейцеру, только в качестве

реализации этики индивидуальной. В этом тезисе проявляется присущая Швейцеру

антропологическая ограниченность этических воззрений. Следует отметить

также, что академический объективизм и христианская снисходительность к

слабостям грешных явно мешают Швейцеру дать четкую и исторически

справедливую оценку реакционным этическим течениям конца XIX и начала XX

веков.
Завершает этот раздел обзор развития этической мысли 90-х годов XIX и

начала XX века. Этот период в истории буржуазной этической мысли до сих пор

исследован совершенно недостаточно. Поэтому работа Швейцера в этом

направлении представляет известный интерес, хотя анализ проблем часто

оказывается поверхностным, не затрагивающим социального значения различных

этических доктрин. Особое внимание Швейцер обращает на изложение этических

концепций, соединяющих этику нравственного самосовершенствования

индивидуальной личности с этикой утилитаризма (Г. Сэджвик, Л. Штефен, С.

Александер, В. Вундт, Ф. Паульсен, Ф. Йодль, X. Геффдинг, Г. Зиммель). Он не

принимает этих концепций, но поиски соединения индивидуальной этики с этикой

социальной находит заслуживающими внимания. Анализируя этические концепции,

представляющие собой протест против обанкротившейся этики утилитаризма с

позиций кантианства (Г. Коген, В. Герман, Ш. Ренувье) и с позиций

интуиционизма (Д. Мартино, Ф. Брэдли, Т. Грин, С. Лаури, Д. Сет), он находит

их борьбу с пошлостями утилитаризма оправданной, открывающей отдушину для

индивидуальной этики, столь высоко им ценимой.

Ценными моментами в критике этических концепций 90-х годов XIX и начала

XX века является строгий, осуждающий разбор этики пессимизма Эд. Гартмана,

убедительная, хотя и несколько объективистская критика этических воззрений

расистов - X. Чемберлена и Г. Кейзерлинга; интересны и существенны глубокие

критические замечания Швейцера в адрес этики А. Бергсона, А. Фулье, Ж. Гюйо

и др.
Заключительный раздел работы "Культура и этика" содержит общий очерк

философии культуры Швейцера, названной им "Мировоззрение благоговения перед

жизнью". Здесь излагается собственная этическая концепция Швейцера. Ее

основные идеи таковы. Не познание и не практика, а переживание составляет

самую существенную связь человека с миром. Первоначалом человеческого бытия

является не декартовское "cogito, ergo sum", но значительно более древнее и

всеобъемлющее чувство: "Я есть жизнь, которая хочет жить". Само бытие, по

Швейцеру, есть универсальная воля к жизни. Поэтому смысл человеческой жизни

происходит не от разума и не от самой деятельности, а от воли. Он

заключается в благоговейном отношении ко всякой жизни: хорошо -

поддерживать, взращивать жизнь, возвышать ее до высшей, то есть

человеческой, ценности, плохо - уничтожать жизнь, вредить ей, стеснять ее.

Благоговение перед жизнью и оценка человека как высшей ценности составляют,

согласно Швейцеру, основу нового гуманизма.
О необходимости новой этики и нового гуманизма лишь смутно

догадывались, по Швейцеру, представители европейской философии жизни и

американского прагматизма. Воля к жизни дает стимул к действию. Но, действуя

не размышляя, я словно бы пашу море плугом и сею семена в борозды волн.

Размышляющая же воля сразу наталкивается на страдания и принимает

пессимистический характер. Поэтому вовсе не случайно, что религиозные

системы всегда были пессимистическими и не обольщали человека надеждой на

земное счастье. Но как без этой надежды жить? Осознавшая себя воля понимает,

что она может надеяться только на себя. Общество - это ненадежная и к тому

же слепая лошадь, которая не знает, куда она везет. И горе кучеру, если он

заснет. Поэтому и этика может быть лишь индивидуальной, а вовсе не этикой

всего общества, которое далеко не едино. Но весь секрет, так и не раскрытый

моралистами прошлого, состоит в том, что индивидуальная этика, будучи

средством самосовершенствования личности, должна служить всему человечеству,

обеспечивать его непрерывный нравственный прогресс, явственно выражающийся и

фиксируемый в прогрессе культуры.
Этику, по Швейцеру, нельзя непосредственно ориентировать на служение

обществу. Тогда она становится надиндивидуальной, от личности требует

жертвенного поведения, тогда она строго регламентирована, догматична и

лишает культуру духа гуманизма. Прогресс в истории этической мысли в наше

время состоит, по мнению Швейцера, в том, чтобы смело оценивать этику

общества пессимистически. Главное, к чему стремится, согласно Швейцеру,

социальная этика, - это иметь рабов, которые бы не восставали. Свое

решительное осуждение Швейцер относит ко всем современным этическим системам

буржуазного общества. Даже проникнутые духом воинствующего индивидуализма,

они имеют гордую и вместе с тем иллюзорную претензию служить всему

человечеству, прогрессу общества, забывая при этом о самом существе культуры

О творческой нравственной личности.
Позиция самого Швейцера другая. Он пишет: священна жизнь, как таковая;

этика есть безграничная ответственность за все, что живет; благоговение

перед жизнью наполняет меня таким беспокойством, которого мир не знает;

этика благоговения перед жизнью ставит большую ставку на повышение чувства

ответственности человека. Собственность она рассматривает как имущество

общества, находящееся в суверенном управлении индивида. Такая этическая

позиция личности может быть, по мнению Швейцера, только следствием

этического мистицизма, который он высоко оценивает. Под мистицизмом Швейцер

понимает возвышенное, божественное предназначение человека, проявляющееся в

его делах. Мистика имеет свое оправдание только в этике и через этику.

"Этика должна родиться из мистики. Мистика же со своей стороны никогда не

должна думать, что она существует только ради самой себя. Она не есть

цветок, а только его чашечка. Цветком является этика. Мистика же,

существующая только для самой себя, есть неумная острота". Так на

францисканский манер Швейцер поселяет бога в человеке и растворяет его в

делах и поступках человека. Бог оказывается при этом вполне тождественным

этическому началу в человеке. Такой ход мысли для Швейцера является

необходимостью, поскольку он совершенно отвергает общественные истоки

этического поведения личности, а сама природа наставляет человека на путь

естественного поведения, которое еще не является нравственным и должно быть

облагорожено этикой. Бог для Швейцера имеет смысл только в качестве

таинственной воли, направляющей деяния личности в сторону нравственного. В

конечном итоге получается, что богом у Швейцера является сам его высший

этический принцип благоговения перед жизнью. Ясно, что такое понимание бога

не только не является библейским, но вообще оно очень далеко от

традиционного христианства.
На этическую концепцию Швейцера наложила сильный отпечаток немецкая

философия жизни. В его этике много общего с позицией С. Кьеркегора (оценка

роли переживания, значения воли, мотивы иррационализма, полемика с

рационализмом Декарта и Гегеля), однако Швейцер не приемлет безысходного

индивидуализма, принципа субъективной истины, мрачного пессимизма. Видимо,

по этим мотивам он ни словом не упоминает о философии Кьеркегора. Личность у

Швейцера вовсе не экзистирует, а живет в постоянной борьбе за счастье, и

нравственное самосовершенствование личности служит прогрессу всего

человечества.
Философская позиция Швейцера во многом родственна также и философии

жизни В. Дильтея. Их объединяют: оценка жизни как всеобщей ценности -

человеческой жизни как высшей ценности, понимание прогресса как духовного,

историзм как метод анализа духовных явлений. Но Швейцер не приемлет

дильтеевского психологизма и его мотивов социальной этики. В своем очерке

истории этики Швейцер проходит мимо этической концепции Дильтея.
Своими предшественниками Швейцер называет древних китайских и индийских

моралистов, а в XIX веке - Шопенгауэра и Ницше. Они с противоположных

позиций разрабатывали этику нравственного самосовершенствования в виде

концепций оптимизма (китайские мыслители и Ницше) и пессимизма (индийские

мыслители и Шопенгауэр). Полемизируя с ними, Швейцер критически синтезирует

некоторые аспекты их этических концепций и на основе этого синтеза строит

свою этику и свою концепцию гуманизма. В противоположность Шопенгауэру он

высоко оценивает волю к жизни, а в противоположность Ницше он сурово

осуждает культ силы. В противоположность им обоим он выступает как страстный

гуманист и гневно осуждает войну. Однако теоретическая основа гуманизма

Швейцера, как и всей его этики и философии культуры, остается в сущности

индивидуалистической: нравственный прогресс личности выступает в роли

двигателя и критерия истории мировой культуры и гражданской истории вообще.

Это индивидуализм особого рода. Личность служит нравственному прогрессу

всего человечества и в своем служении поднимается до героического поведения.

Если искать аналогий, то следует обратиться не к христианству и не к самому

образу его основателя. Значительно ближе к ходу мыслей и к самой

подвижнической деятельности Швейцера этика героического энтузиазма Джордано

Бруно. "Какая нравственная победа достигнута всем человечеством, если один

человек гордо сказал: нет, злу я не покоряюсь" - этот принцип этики

героического индивидуализма прошлого возродил к новой жизни Швейцер и в

своей теории и в своем благородном миссионерстве, не имеющем ничего общего с

церковностью и поповством.
Этическая концепция Швейцера получила существенное развитие в последней

его книге "Учение о благоговении перед жизнью", написанной им по предложению

Председателя Народной палаты ГДР Геральда Геттинга, который посетил больницу

Швейцера в Ламбарене в августе 1961 года. Книга была написана в течение 1962

года и вышла из печати в ГДР в 1963 году (имеется уже несколько изданий и

переводов на европейские языки). Поскольку в этой последней книге Швейцер

подводит итоги своей длительной работы по исследованию проблем этики и

культуры и в целом ряде существенных моментов дополняет и уточняет свои

взгляды, на ней следует остановиться.
Прежде всего необходимо отметить, что в этой книге Швейцер пытается

преодолеть узкий горизонт этического индивидуализма, столь характерный для

его прежних работ. С этой целью он ставит на обсуждение вопрос о добре как

активном нравственном принципе человека. Добро выражает деятельность и

состоит в активной деятельности человека на пользу другим людям и обществу.

Деятельность выражает добро лишь в том случае, если она направлена на

совершенствование индивида и общественного устройства. Таким образом, в

индивидуалистическую этику Швейцера вторгается решительно поставленный

социальный мотив. Швейцер напряженно работает над тем, чтобы соединить

индивидуальное и коллективистское начала в понятии единства личной и

общественной ответственности человека. Он снимает свой прежний тезис о том,

что надличная (то есть общественная, классовая, партийная, коллективная)

ответственность якобы принижает ответственность личную. Эта эволюция

швейцеровской этики благоговения перед жизнью в сторону преодоления

индивидуализма была высоко оценена печатью ГДР. Газета "Националь цейтунг"

поместила на своих страницах редакционную статью "Благоговение перед жизнью.

Максима Альберта Швейцера и социалистическая этика". В ней говорилось:

"Швейцер не сводит свой принцип недиалектическим путем к девизу

одностороннего вегетарианства, но видит его в самом глубоком признании

законов жизни. Злом, говорит Швейцер, является бессмысленное уничтожение

жизни. Добро - это содействие жизни. Подобное воззрение находит воплощение

только в деятельности. Поэтому благоговение перед жизнью, в понимании

Альберта Швейцера, является идентичным ответственности за жизнь, не только

просто за жизнь, не только за одиночное существование, но и за достойное

дополняет новыми этическими принципами. Прежде всего, принципом "человек

человеку". Этому вопросу он посвящает специальный раздел в своей последней

книге по этике. Содержание принципа "человек человеку", поясняет Швейцер,

составляют два основных момента. Во-первых, этика выражает не просто нормы

поведения личности, а отношения солидарного сотрудничества между людьми;

прогресс нравственного развития человечества состоит, по Швейцеру, в том,

что в сферу солидарного сотрудничества вовлекается все большее число людей.

В связи с этим свои надежды на дальнейшее нравственное развитие человечества

он начинает связывать с социализмом. Во-вторых, швейцеровское понимание

добра (и соответственно - долга) характеризуется общественной активностью;

требования его этики выступают теперь как нормы активного общественного

поведения людей, связанных между собой служением совершенствованию личности

и общества, борьбой за прочный мир на земле, борьбой за действительное

равенство народов и рас. Все это означает, что в свою сугубо личностную

этику Швейцер оказался вынужденным вносить все более значимое социальное

несколько конкретизируется. Во взаимопомощи, взаимослужении,

взаимоответственности людей, по убеждению Швейцера, практически реализуется

принцип благоговения перед жизнью. Конечно, принцип "человек человеку",

несколько выходя за границы этического индивидуализма, остается абстрактной

формулой философской антропологии. От него еще весьма далеко до

марксистского историзма и до классовой точки зрения в решении проблем этики,

личности и культуры. Но эволюция взглядов Швейцера в направлении сближения

этики индивидуальной с этикой социальной налицо. Смерть оборвала развитие

его взглядов в этом весьма знаменательном направлении.
Наконец, Швейцер дополняет свою этику еще одним принципом - "человек и

природа". Этим принципом он расширил сферу этической ответственности

человечества: все человеческие действия в отношении ко всему земному, ко

всей природе являются объектом этической оценки. В отношении к природе

Швейцер советует человеку руководствоваться принципом осознанной

необходимости: в этом случае поступок человека будет свободным, нравственным

и гарантированным от хищнического отношения к богатствам природы. Нельзя не

согласиться с протестом Швейцера против хищнических тенденций технического

прогресса, прежде всего в империалистических странах, в отношении к

богатствам природы. Заботой о сохранении; и умножении богатств природы

продиктовано у Швейцера расширение сферы этической ответственности и

включение в этику принципа "человек и природа". Однако этот принцип Швейцер

рассматривает все еще абстрактно, вне социальных условий, отвлекаясь от

принципиального различия условий его реализации. Это, несомненно, слабая

сторона нового аспекта этики Швейцера.
Подводя итоговую оценку всей этической доктрины Швейцера, с учетом

наметившейся эволюции его взглядов, следует отметить особо его исторический

оптимизм. Он был убежден в победе социальных сил, обеспечивающих

нравственный и культурный прогресс человечества; его гуманистическая этика

при всех слабостях, неизбежно присущих абстрактному буржуазному гуманизму,

противостоит этическому формализму, традиционализму, релятивизму,

доминирующим ныне в буржуазных этических концепциях.
Величайшим злом современности Швейцер считал угрозу мировой

термоядерной войны. И в этом он, несомненно, прав. Такая война означала бы

катастрофу для всего человечества, гибель культуры, возврат к дикости, а

вовсе не путь к якобы коммунистическому прогрессу, как полагают ныне

некоторые авантюристически мыслящие политики в Китае. Такая война не может

быть также и средством искусственного сохранения капитализма на земле. Это

понимают наиболее трезвые политики современного буржуазного общества.

Швейцер всегда враждебно относился к культу силы и осуждал войны. Эта

позиция пацифизма в дальнейшем привела его в лагерь активных борцов за мир и

разоружение. После получения Нобелевской премии мира Швейцер выступил с

проникновенной антивоенной речью; существенное значение для активизации

сторонников мира имели антивоенные выступления Швейцера по радио, его

призывы к прекращению термоядерных испытаний, безоговорочная поддержка

Московского договора о запрещении испытаний ядерного оружия. Он призывал к

скорейшему восстановлению мира во Вьетнаме, живо интересовался делами своей

родины: осуждал попытки возрождения фашизма в ФРГ, следил за успехами

культурного и хозяйственного развития в ГДР, связывал надежды человечества

на прочный мир с успехами мирового социализма.
Свою жизнь Швейцер посвятил Служению человечеству, его нравственному

прогрессу, возрождению культуры, защите гуманизма. Служению этим целям

подчинена у него философия культуры. "Благоговение перед жизнью, - писал он,

Отбрасывает чисто индивидуалистическое (то есть элитарное в понимании

Швейцера. - В. K.) и духовное (то есть гегелевское, внеэтическое. - В. К.)

человеку пренебрегать интересами мира". Как бы мы ни относились к самому

этическому принципу благоговения перед жизнью, следствия, которые выводит из

него Швейцер, - справедливы и благородны. Идея внутреннего единства этики и

культуры, требование сделать гуманизм и нравственное развитие личности

критериями прогресса культуры, защита принципа равенства всех людей на земле

без различия цвета их кожи, непреклонный антимилитаризм и антифашизм в

убеждениях и практической деятельности - все это черты его облика, которые

дают вам основание характеризовать Швейцера как выдающееся нравственное

явление в жизни буржуазного общества в эпоху глубокого кризиса его культуры.
В марксистской литературе при оценке места и роли Швейцера в культуре

современного буржуазного общества принято сравнивать его с Дон-Кихотом. Это

сравнение не лишено основания: Швейцер действительно старомоден, одинок,

героичен, благороден, он - маяк, по которому многие в современном буржуазном

обществе выравнивают курс в своем нравственном развитии. И вместе с тем он -

горький упрек бездушности, бесчеловечности буржуазного общества, обрекающего

культуру на распад и уничтожение. И все-таки это сравнение односторонне. Оно

не учитывает позитивных моментов его философии культуры. Подобно Прометею,

который был, по определению Маркса, самым благородным святым и мучеником в

философском календаре, Швейцер нес людям, как искру, украденную у бога, свой

факел этики благоговения перед жизнью, чтобы защитить гуманизм, обеспечить

возрождение культуры, укрепить мир на земле, отстоять равенство цветных и

белых народов. Это был борец, а не только мыслитель и врач-миссионер. И

боролся он не с ветряными мельницами, а с самыми реальными воплощениями

социального зла на земле - расизмом, милитаризмом, фашизмом, геноцидом,

войнами. В этом его величие. Это был одинокий борец. В нем на первое место

большей частью выступал мыслитель, иллюзорно полагающий, что праведное слово

само пробьет себе путь. В этом его трагедия. Она является выражением в

судьбе выдающейся личности большой социальной трагедии - кризиса культуры

современного буржуазного общества. Выход из этого кризиса указала теория

марксизма, конец этой трагедии культуры практически кладет социализм.
В. Карпушин
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Альберт ШВЕЙЦЕР "Культура и этика"
Часть Первая. Распад и возрождение культуры.
Вина философии в закате культуры.
Мы живем в условиях, характеризующихся упадком культуры. И не война

создала эту ситуацию - она сама есть лишь ее проявление. Все, что было

духовного в жизни общества, воплотилось в факты, которые теперь в свою

очередь вновь оказывают отрицательное воздействие на духовное начало.

Взаимодействие между материальным и духовным приняло роковой характер. С

трудом миновав страшный водопад, мы пытаемся продвигаться вперед в потоке,

бурлящем зловещими водоворотами. Только ценой невероятного напряжения

возможно - если вообще еще есть надежда на это - вывести корабль нашей

судьбы из опасного бокового рукава, куда он по нашей вине уклонился, и вновь

направить в основное русло потока.
Мы сошли со столбовой дороги развития культуры, так как нам не

свойственно задумываться над судьбами того, что принято называть культурой.

На стыке столетий под самыми различными названиями вышел в свет целый ряд

сочинений о нашей культуре. Словно по какому-то тайному мановению, авторы их

не старались выяснить состояние нашей духовной жизни, а интересовались

исключительно тем, как она складывалась исторически. На рельефной карте

культуры они зафиксировали действительные и мнимые пути, которые, пересекая

горы и долы исторического ландшафта, привели нас из эпохи Ренессанса в XX

век. Восторжествовал исторический подход авторов. Наученные ими массы

испытывали удовлетворение, воспринимая свою культуру как органический

продукт столь многих действующих на протяжении столетий духовных и

социальных сил. Никто, однако, не удосужился установить компоненты нашей

духовной жизни. Никто не проверил, насколько благородны идеи, движущие ею, и

насколько она способна содействовать подлинному прогрессу.
В результате мы переступили порог столетия с непоколебленными

фантастическими представлениями о самих себе. То, что в те времена писалось

о нашей культуре, укрепляло нашу наивную веру в ее ценность. На того, кто

выражал сомнение, смотрели с удивлением. Кое-кто, уже наполовину сбившись с

пути, вновь вернулся на столбовую дорогу, испугавшись тропы, уводящей в

сторону; другие продолжали идти по ней, но молча. Представления, во власти

которых они находились, обрекли их на замкнутость.
Но сейчас уже для всех очевидно, что самоуничтожение культуры идет

полным ходом. Даже то, что еще уцелело от нее, ненадежно. Оно еще производит

впечатление чего-то прочного, так как не испытало разрушительного давления

извне, жертвой которого уже пало все другое. Но его основание также

непрочно, следующий оползень может увлечь его с собой в пропасть. Как,

Настоящую глубину биоэтическая мысль приобрела только в XX веке, когда этика отношения к животным была сформу­лирована как философская концепция, как часть современного мировоззрения. Обоснование необходимости этичного отноше­ния к животным дал великий гуманист нашей эпохи доктор Альберт Швейцер (1875-1965 гг.). Он построил стройную этико-философскую систему - универсальную этику, согласно ко­торой этичное отношение к животным довершало долг человека перед окружающим миром. Швейцер говорил: "Ошибкой всех су­ществующих этик было мнение о том, что надо рассматривать отношение человека к человеку, когда в действительности речь идет о том, как относится человек ко всему, что его окружает".

Биография А. Швейцера - это история личного подвига, са­моотвержения во имя страдающего человечества и всего живо­го. Наряду с помощью людям, Швейцер не мог пройти мимо страдающих животных. В созданной им больнице в Централь­ной Африке находили приют и помощь животные. Чем выше в духовном отношении стоит человек, считает Швейцер, тем с большим благоговением он относится к любой жизни.

А. Швейцер родился в Эльзасе, принадлежавшем Германии; окончил два университета и получил звания доктора философ­ских и доктора богословских наук; прославил себя как исследо­ватель и выдающийся исполнитель органной музыки Иоганна Себастьяна Баха, другими словами, сделал блестящую карьеру, когда его размышления о доброте и справедливости, о цели его жизни заставили его внезапно изменить всю его жизнь. А. Швей­цер пришел к решению, что он должен посвятить себя помощи страдающему человечеству; он видел сосредоточие этих стра­даний в Африке, среди народа, угнетенного европейскими заво­евателями. Он увидел свой моральный долг в служении имен­но этим людям, перед которыми испытывал чувство вины, как европеец. И А. Швейцер заканчивает еще один университет, по­лучает степень доктора медицинских наук, женится на девушке, которая ждала его все годы, пока он заканчивал университет, и уезжает в джунгли Центральной Африки, в страну со столь плохим климатом, что его жена вынуждена была через несколько лет вернуться в Европу. Здесь один, в первые годы без помощ­ников и какой-либо поддержки, своими руками и на свои деньги, А. Швейцер построил здание больницы для африканцев и стал лечить их. Здесь он и прожил многие десятилетия, до смерти в глубокой старости; здесь он пережил и свою славу, когда о нем стали писать; к нему приезжали ученики и помощники, и его именем стали называть больницы.

Но жить по справедливости среди людей было еще не все для А. Швейцера. Он видел вокруг себя огромный мир живот­ных, которому не было места в этических системах человека. С ранних лет А. Швейцер испытывал сострадание ко всем живым и страдающим существам. Он рассказывал, что две встречи в детстве определили его дальнейшую жизнь, его мироощущение. Первая встреча - со стариком-евреем, над которым издевались на улицах; вторая встреча - сцена истязания ослика. Он запо­мнил эти картины, эти две жертвы стали для него символом страдания, несправедливости в мире, и на всю жизнь он со­хранил отвращение к шовинизму и к жестокому обращению с животными.

Альберт Швейцер был необыкновенным ребенком. Он пи­шет: "Насколько я могу себя помнить, я всегда мучился из-за тех страданий, которые я наблюдал в окружающем мире... Особенно я мучился из-за бедных животных, на долю которых приходится столько боли и лишений". "Мне было совершенно непонятно, ... почему я должен был в своих вечерних молитвах молиться только за людей. Поэтому... я безмолвно добавлял свою молитву, которую я придумал, за всех живых существ".

Она звучала так: Боже милостивый, защити и благослови всех живых существ. Сохрани их от зла и дай им спать в покое".

"Дважды в компании с другими мальчиками я ходил удить рыбу удочкой. Но мой ужас - когда я увидел жестокое обраще­ние с червем и разорванные рты рыб, когда их поймали, - не позволил мне продолжать".

А. Швейцер рассказывает, как его в детстве позвал товарищ стрелять из рогаток птиц: он не хотел идти, но боялся насмешек. Однако в тот момент, когда он прицелился в птицу, раздался звон церковного колокола. Мальчик воспринял это как глас с небес. Он бросил рогатку и убежал. Вспоминая описанный слу­чай позднее, Швейцер стал считать это событие поворотным в своей жизни.

Животные вызывали у А. Швейцера глубокую любовь и вос­хищение. "Чтобы понять, есть ли у животных душа, надо са­мому иметь душу", - говорил он полу в шутку, полу всерьез. На его столе обычно стояла чашка со сладкой водой, к которой приходили лакомиться муравьи.

Однажды, когда Швейцер медленно плыл по реке на закате и наблюдал величественную картину купания гиппопотамов в реке, ему представилась стройная система этики, где животные имели свое место, как и люди. Он отразил эти мысли в главе своего труда "Культура и этика", называвшейся "Благоговение перед жизнью". В этой главе он утверждал, что этика, которая не рассматривает взаимоотношения человека и других живых существ, неполноценна: "Он (человек) станет этичным только тогда, когда жизнь как таковая, жизнь животных и растений будет для него так же священна, как жизнь человека, и тогда он посвятит себя жизни, находящейся в бедствии. Только уни­версальная этика переживаний, ответственность которой перед всем живым неограничена, дает возможность обосновывать себя в мышлении."

В его книге "Культура и этика" А. Швейцер критикует ми­роощущение западного человека. Он считает, что философия на­чинает заниматься все больше и больше обсуждением проблем чисто академического характера, т. е. вопросов второстепенного значения. Она потеряла связь с такими простыми, основными вопросами, которые касаются жизни и мира и которые чело­век призван ставить и решать. По мнению Швейцера, следует развивать этическое мышление, которое утверждает жизнь как проявление духовной, внутренней связи с миром. Человек должен почувствовать, как считает Швейцер, свою близость с любой формой жизни, с которой он входит в соприкосновение. "Как мне подсказывает опыт, - говорит Швейцер, - этика является внутренним побуждением проявлять ко всему живому такое же уважение, которое я испытываю по отношению к самому себе. Добро заключается в том, чтобы поддерживать жизнь, сохранять ее, и зло в том, чтобы разрушать жизнь и препятствовать ей".

Говоря о современных ему философских течениях, которые
игнорировали отношение к животным, Швейцер приводил такое сравнение: "Как домохозяйка, которая выскребла полы и следит, чтобы дверь была закрыта и не вошла собака с грязными лапами, и не испортила всю ее работу, так же религиозные мыслители философы старались, чтобы в их этической системе не появилось никаких животных, присутствие которых могло бы опрокинуть ее".

А. Швейцер, имея медицинское образование, знал, что такое жестокое обращение с животными во время экспериментов; он говорил:

"Те люди, которые проводят эксперименты над животными связанные с разработкой новых операций или с применением новых медикаментов, те, которые прививают животным болезни чтобы использовать затем полученные результаты для лечения людей, никогда не должны вообще успокаивать себя тем, что их жестокие действия преследуют благородные цели. В каждом отдельном случае они должны взвесить, существует ли в действительности необходимость приносить это животное в жертву человечеству. Они должны быть постоянно обеспокоены тем чтобы ослабить боль, насколько это возможно. Как часто ещё кощунствуют в научно-исследовательских институтах, не применяя наркоза, чтобы избавить себя от лишних хлопот и сэко­номить время! Как много делаем мы еще зла, когда подвергаем животных ужасным мукам, чтобы продемонстрировать студентам и без того хорошо известные явления!"

Принцип уважения к жизни, разработанный Швейцером, ха­рактеризуется тремя моментами: во-первых, этот принцип все­объемлющ. Швейцер не считает благоговение перед жизнью од­ним из принципов, пусть даже одним из наиболее важных. Он считает, что это единственный принцип, лежащий в основе нравственности. Швейцер считает, что даже любовь и сострада­ние, хотя это чрезвычайно важные понятия, - лишь состав­ная часть понятия благоговения перед жизнью. Сострадание, которое представляет собой интерес к страданиям живого суще­ства, - слишком узкое понятие для того, чтобы представлять всю суть этики. Этика благоговения перед жизнью рассматрива­ет также и чувства живых существ, условия их существования, радости живого существа, его стремление жить и стремление к самосовершенствованию.

Во-вторых, этот принцип является универсальным. Швейцер считает, что принцип благоговения перед жизнью относится ко всем формам жизни: к людям, к зверям, к насекомым, к расте­ниям. Этичный человек не спрашивает, в какой степени то или иное существо заслуживает сочувствия или является ценным, или в какой степени оно способно чувствовать. "Жизнь как та­ковая священна для него", - утверждает Швейцер. Этичный человек не отрывает листка с дерева, не срывает цветка и стре­мится не наступать на насекомых. Летом, работая при свете, он предпочитает держать окна закрытыми и дышать душным воз­духом, но не смотреть, как одно насекомое за другим падает с опаленными крылышками ему на стол. Если он гуляет по дороге после сильного дождя и видит, как вылезают из недр дождевые черви, то он испытывает беспокойство, что они слишком сильно высохнут на солнце и погибнут, прежде чем успеют снова за­рыться в землю. И он поднимает их и кладет на траву. Если он видит насекомое, попавшее в лужу, то он останавливается и достает его листком или травинкой для того, чтобы спасти его. И он не боится, что над ним будут смеяться из-за того, что он сентиментален. Швейцер говорит: "Это судьба любой истины - быть предметом насмешек до тех пор, пока эта истина не будет общепризнанной."

Третий принцип - безграничность. Швейцер не вступает ни в какие дискуссии относительно того, как широко распространя­ется этика, на кого она распространяется. Он говорит: "Этика - это безграничная ответственность перед всем, что живет".

← Вернуться